Фидель. Футбол. Фолкленды: латиноамериканский дневник - [98]

Уругвайские военные были действительно настолько напуганы собственными действиями, что поспешили побыстрее убраться в казармы. А куда деваться, когда под конец их правления уже весь Монтевидео выходил на балконы и по вечерам, после начала комендантского часа, бил кастрюлями. Баста! Довольно! В какой-то момент обвал диктатуры происходил уже настолько быстро, что (в отличие от Пиночета) уругвайские военные никакого особого статуса «неприкасаемых» для себя выторговать не успели. А значит, они под ударом мстителей оказывались на следующий день после восстановления демократии. Выдающуюся роль в деле «национального примирения» предстояло тогда сыграть мудрому президенту Сангинетти (который уже наказал своих военных переездом в их «бункер», а мне дал беспрепятственно снять военный мавзолей Артигаса). Когда левые потребовали расправы над виновными в репрессиях, Сангинетти предложил референдум по мудрому вопросу: «за» вы или «против» амнистии для всех виновных в гибели людей. И для военных, и для «тупамарос». Победила формула «за».

Мудро тогда поступил президент Сангинетти. После падения диктатуры Уругвай на удивление быстро пришёл в себя. То есть в отличие от чилийского Сантьяго и аргентинского Буэнос- Айреса в Монтевидео случился не «суд победителей», а «нулевой вариант». И уже только в качестве «забавы воскресного дня» газеты печатали все эти годы статьи с ответом на вопрос, а что сегодня делает президент Бордаберри, который передал власть в руки военных. Да на даче сидел президент Бордаберри! До сих пор приходил в себя.

Но при всей их нынешней респектабельности, когда после Сангинетти к власти в Уругвае пришли теперь собственно левые, повели они себя странно. Так, как если бы команда из города Роча, став чемпионом, устроила суд над «Пеньяролем» и «Насьоналем». А «Широкий фронт» вот уже арестовал сенатора Хуана Карлоса Бланко. Зачем? Я не понимаю.

Я, конечно, хоть и полагаю себя «почётным уругвайцем», но всё-таки не гражданин славной Восточной Республики и не могу ей что-то советовать. И всё-таки, как мне кажется, правящие ныне в Уругвае левые могли бы почерпнуть мудрости из истории своей же страны. Будь то примирительный референдум Сангинетти или примирение «Насьоналя» и «Пеньяроля».

Ведь именно воссоздание единой уругвайской Ассоциации футбола позволило, помимо всего прочего, сверстать такой бюджет, что сразу в прошлое ушла практика, когда для финансирования даже своей сборной нужно было закладывать дом представителя «Насьоналя». А теперь бюджет получился таким большим, что Уругвай мог позволить себе обещать оплатить проезд до Монтевидео всем командам — участницам чемпионата из Европы.

Историческое решение всё-таки учредить отдельный чемпионат, отдельный Кубок мира конгресс ФИФА принял 29 мая 1928 года. Не последнюю в этом роль сыграла позиция США. Из-за опасений, что никто на это покупать билеты не будет, они не хотели включать футбол в программу Олимпиады-1932 в Лос- Анджелесе. В Соединённых Штатах уже тогда куда популярнее был свой «американский футбол», а не какой-то там европейский «соккер». Но что же заставило ФИФА ещё через год постановить, что первый розыгрыш состоится именно в Монтевидео?

Здесь, если честно, непонятно, что же сыграло главную роль: дееспособность уругвайцев или недееспособность европейцев. На то Уругвай тогда и был передовой страной, что он Европу опередил: если в Монтевидео ассоциация уже пережила системный кризис, то в европейских федерациях он только начинался. Уругвайцы же, напротив, выглядели как образец собранности и организованности. Чемпионат был их.

Но кто бы на этот чемпионат поехал? Прошли уже все сроки ответов на приглашение, которое ФИФА отправила всем членам, а заявки поступили только от стран Нового Света: соседей- бразильцев, соседей-чилийцев, соседей-аргентинцев. Даже от США была заявка, а европейцы так и молчали. Уругвайцы уже предложили им оплатить билеты туда-обратно, но где было взять денег, чтобы компенсировать европейским клубам отсутствие ведущих игроков? В итоге от поездки в Монтевидео так и отказались федерации уже и тогда не последних в футболе

Испании и Италии, Австрии и Венгрии, Германии и Швейцарии. Уругвайцы отправили приглашение даже родоначальникам- англичанам, которые в тот момент из ФИФА вообще вышли. Но и у англичан были те же проблемы.

Тогда решающий «штурм» и предпринял глава ФИФА Жюль Риме. Потом его именем назовут и сам Кубок мира. А тогда, благодаря его титаническим усилиям, на первый чемпионат мира в Монтевидео всё-таки поехала небольшая делегация из Европы: сборные Франции, Югославии, Румынии и Бельгии. Вернее, не поехали, а поплыли. Даже сегодня, в век регулярных трансатлантических перелётов, до Уругвая из Европы без пересадки не доберёшься. Путь из Москвы, например, занимает сутки. А тогда никаких регулярных авиарейсов туда и в помине не было. Поэтому 20 июня 1930 года четыре европейские команды отправились в Уругвай на океанском пароходе. Две недели спустя они сходили на набережную Монтевидео.

Всего на первый чемпионат мира в Уругвай прибыли 12 команд. Вместе с хозяевами-уругвайцами они и образовали историческую «чёртову дюжи ну». С одной стороны, «кворум» вроде бы был. С другой стороны, уругвайцы, конечно, обиделись на европейцев за их пассивность. И, как и обещали, бойкотировали следующие чемпионаты, которые прошли в Европе. «Небесной» команды не было ни на следующем турнире в Италии, ни в следующий раз во Франции. Зато, как мы помним, стоило им поехать на четвёртый чемпионат мира 1950 года в Бразилии, и они опять стали чемпионами.