Фиаско - [6]

Шрифт
Интервал

Не задерживаясь, Шевченко прямиком устремился к письменному столу, где лежали аккуратные стопки бумаг. Бегло взглянув на них, он взял портфель, стоящий рядом со столом, и вынул из него служебные документы.

— Кто-то должен опознать труп, гражданка Чуркина. Вы можете сделать это сейчас или же завтра, приехав в наше управление. Полагаю, вы захотите и опознать личные вещи, найденные при нем.

Видно было, как эта изысканно одетая женщина колебалась, даже дрожала, пока принимала решение.

— Да, да. Думаю, лучше прийти завтра, — выдавила она наконец.

— Если я вдруг понадоблюсь вам… — С этими словами Шевченко вручил ей прежнюю визитную карточку с уже непопулярной красной звездой. После чего, взяв с собой портфель, вышел из квартиры к лифту.

Как только дверь за нами закрылась, он вынул из-под шинели плоскую бутылочку, отвинтил пробку и сделал порядочный глоток. Водка была без цвета, без запаха, но все равно я учуял ее, и мне страшно захотелось выпить. Шевченко заметил мой страждущий взгляд.

— Да, вечерок выдался длинный, — заметил он, протягивая мне бутылочку.

— Спасибо, не надо, — ответил я, хотя горло у меня не то что пересохло, а просто горело. — Но вот если бы вы меня подбросили…

— Извините, но я еду к себе на Петровку.

— А мне как раз туда и надо.

Двери лифта открылись, он внимательно посмотрел на меня и вышел в вестибюль. Я догнал его уже на ступеньках парадного подъезда.

— Не торопитесь, Шевченко, вы будете дома гораздо быстрее и сэкономите немало времени, если ответите сейчас на мои вопросы.

— К сожалению, Катков, в Москве есть и другие репортеры, и пока еще я должен держать ответ и перед ними.

— Нет, не должны.

— Вы что, предлагаете, чтобы я беседовал только с вами?

— Я полагаю, что старший следователь с двадцатилетним стажем мог бы потребовать такое право.

— Не двадцатилетним, а двадцатичетырехлетним стажем.

— Тем более. Разумеется, если то, что я слышал, будто у вас руки чешутся стать начальником, просто сплетни…

Он открыл дверь «москвича», бросил портфель в кабину и повернулся ко мне:

— Со своими проблемами я разберусь сам. У меня нет времени в бирюльки играть. До публикации своих заметок, показывайте их мне, чтобы выбросить все, что не нужно знать читателям, все, что может стать помехой для следствия. Согласны?

— Согласен.

— Ну и врун же ты, Катков.

Он сел за руль, со стуком захлопнув за собой дверь, и, мотнув головой, пригласил меня в машину.

Дом на набережной исчез в дымке, нависшей над рекой. В этот поздний час движение на улицах еле теплилось, и вскоре мы уже подъезжали к Главному управлению милиции, знаменитой Петровке, 38, зданию с узкими окнами, похожему на крепость, наискосок от сада «Эрмитаж». Дежурный милиционер у въезда, узнав Шевченко, пропустил нас, и машина без остановки вкатила во двор, вымощенный грубыми каменными брусками и без единого деревца. Возвышающееся здесь шестиэтажное здание было облицовано желтоватыми гранитными плитками.

Кабинет Шевченко находился на четвертом этаже, к нему вел целый лабиринт низеньких унылых коридоров. Кабинет мало чем отличался от этих тоскливых коридоров: серые стены, тусклое освещение, подслеповатые, забрызганные дождем и снегом оконца и шершавый грубый стол, на который Шевченко поставил портфель Воронцова.

— Нет мотива — нет и подозрений, — мрачно изрек он избитый афоризм, выкладывая документы из портфеля.

— У вас на счету преступления воров, содержательниц притонов, вы находили исчезнувших соседей. Словом, действовали профессионально. Похоже, в данном случае можно утверждать, что здесь видна рука мафии. Успешное заказное убийство. Так ведь? — начал я.

— Нет, не так.

— Тогда давайте посмотрим. Жертву убили из пистолета, это во-первых.

— А вы хотели бы, чтобы из ружья?

— Нет, топориком. Думается, теперь это довольно распространенное орудие убийства.

— Да, хотя бы потому, что огнестрельное оружие носить запрещено, да и достать его не так-то просто. Ну, а топорик всегда под рукой.

— Если бы вы не были профессионалом, тогда бы… Звонок телефона не дал мне досказать.

— Шевченко слушает, — утомленным голосом сказал следователь, подняв трубку. Плечи у него обвисли. — Да, я все еще здесь… Извини, как раз я и намеревался. У меня не было случая… Да, я знаю, что уже поздно. Передай им, что увижусь утром. Катя, я же стараюсь изо всех сил. Но трудно… Катя? Катя?

Он вздохнул и медленно повесил трубку.

— Старушка выдала вам по мозгам, а?

— Занимайтесь своим делом, Катков! — свирепо зыркнул он на меня.

— Хорошо. Я хотел сказать, что все факты говорят о заранее спланированном убийстве.

— А я такого не утверждал, и, пожалуйста, не пиши, будто я так говорил. Я сказал лишь, что это хладнокровное убийство. Больше ничего не говорил и не говорю.

— Почему же так?

— Потому что все еще концы с концами не сходятся.

— Имеете в виду, что труп выволокли из машины?

Шевченко согласно кивнул и добавил:

— И куча всякого барахла на сиденье.

— Ну а в чем же тогда проблема?

— Во времени. Он ушел с работы и отправился в какой-то модный универсам, где торгуют всякой импортной всячиной. Был конец рабочего дня, самое напряженное для покупок время. Он должен был выстоять в нескольких очередях, затем долгая дорога в Химки-Ховрино, выпивка, закуска, разговоры всякие с приятелями, потом дорога домой. Так что убить его могли раньше, чем без пятнадцати девять. Я все точно рассчитал. — Он замолк на минутку и взял со стола информационный бланк. — Вот и Вера Федоренко точно зафиксировала время телефонного звонка.


Еще от автора Грег Диналло
Вавилон восставший

Загадки Библии… Тайны древних пророчеств…Их пытается разгадать археолог Майкл Мерфи посвятивший жизнь поиску реальных ДОКАЗАТЕЛЬСТВ библейских легенд.И теперь он уверен: сбывается одно из САМЫХ СТРАШНЫХ пророчеств Ветхого Завета…Во время раскопок руин Вавилона обнаружены фрагменты идола, созданного царем Навуходоносором и считавшегося уничтоженным…Охота за уникальным артефактом, способным изменить СУДЬБУ МИРА, начинается!Наступает время НОВОЙ войны сил Света и Тьмы…


Рекомендуем почитать
Жертва для магистра

Самоубийством покончил жизнь шестнадцатилетний юноша. Его мать не верит в добровольный уход. Оказывается — все нити тянутся к отцу погибшего мальчика…и сатанистской секте!


На долгую память...

Молодой мужчина после несчастного случая теряет память, и теперь в его голове нет места воспоминаниям. А всё, что он узнаёт от окружающего мира, через несколько минут становится бесполезным. Но какие-то мимолётные озарения иногда посещают его уставший от беспамятства разум, не давая душе покоя. И вот в один солнечный день он решает найти клад, чтобы сохранить свою семью. И в этом непростом деле ему даже удаётся найти единомышленников…


Крики прошлого

Шекспировская трагедия, перенесенная в реалии современной России. История Виктора Кротова, наивного молодого человека из богатой семьи, который с радостью принял приглашение своего нового знакомого отправиться с ним в «элитный» московский клуб. История Бориса Двардова, могущественного олигарха, который сделал месть смыслом своей жизни. Тайны прошлого открываются в этом полном мистики и загадок романе-лабиринте. Сможет ли главный герой пройти все испытания и избежать карающего меча судьбы? 21+.


Лабиринты веры

Эта сложная, закрученная история собирает разгадку постепенно, из малых деталей, как пазл, с неожиданным поворотом на каждом шагу. В ней нет ничего очевидного, все меняется в мгновение ока. Нет ни хороших людей, ни плохих, ни черного, ни белого – лишь множество оттенков. Оттенков правды и лжи, явного и тайного, доверия и предательства, мести и воздаяния. Поэтому совершенно невозможно понять, как сложится этот пазл. До тех пор, пока на свое место не встанет последняя мелкая деталь… Аву Сондерс удочерили еще в младенчестве.


Пацан

История нелегких взаимоотношений отца и подростка сына, живущих в отдалении от людей. Всё вдруг неожиданно меняется, когда к ним забредает непрошеный гость.


Стены

Эта книга не о любви и не о вере. Эта книга, в которой любовь и вера выступили в роли необходимых инструментов, подобных перу и чернилам. Эта книга о тьме. О той тьме, в которой мы веселимся и смеемся, в которой любим и верим, в которой готовы умирать. О той тьме, в которой мы привыкли жить.