Фиаско 1941. Трусость или измена? - [72]

Собственно, эта странная дискуссия о растерянности, которая годами велась в литературе, как научной, так и публицистической, является отголосками поиска персональных виновных в поражении в 1941 году, только под другим углом зрения. Акцент делается не на ошибочных решениях, а на неспособности принимать решения и командовать, из чего вполне резонно вытекает вывод, хоть и не всегда ясно формулируемый, что раз руководитель, например тот же Сталин, впал в панику и прострацию, растерялся, то его решения не могут быть правильными. Таким образом, вот он – виновник поражения.

Только личное мужество

В отношении Сталина все же разобрались, что представление о его растерянности есть очень сильное преувеличение. В книге И. Пыхалова есть разбор основных версий и обзор источников сведений о состоянии и работе Сталина в первые дни войны[263]. Из него следует, что версия о растерянности Сталина основана на явно недостоверных источниках: воспоминаниях лиц, которые вождя в этот момент не видели, а также на пересказах, что, конечно, всерьез приниматься не может. Раз так, то краеугольный камень выбит. Если Сталин не растерялся, то нельзя говорить, что волна растерянности парализовала государственный аппарат и военное командование. Следовательно, списывать поражение на этот фактор нет никаких оснований.

Что же касается растерянности, которая действительно наблюдалась среди комсостава армии и партработников, среди красноармейцев и населения в первые дни войны, то у нее были вполне объективные причины.

Первое, что нужно отметить, состоит в том, что Германия вплоть до нападения находилась в хороших отношениях с Советским Союзом, действовал пакт о ненападении. Это выражалось в достаточно интенсивной торговле, в перевозках, которые шли через пограничные станции Брест и Перемышль, и в доступной населению и красноармейцам прессе это только подчеркивалось. Мы уже упоминали советскую реакцию на заключение Тройственного соглашения, сообщения и опровержения ТАСС мая – июня 1941 года, и если рассматривать эти сообщения без влияния «послезнания» и без настойчивых попыток «чтения между строк», то можно сказать, что у населения и у красноармейцев не было особых причин считать, что отношения между СССР и Германией в скором времени ухудшатся и будет война. Как мы видели, и советское правительство ждало продолжения переговоров, которые должны были разрешить имеющиеся противоречия и улучшить отношения, и только за три дня до начала войны убедилось в том, что ждать дальше бессмысленно.

Из этого следует, что как такового «угрожаемого периода», то есть времени перед войной, когда отношения ясно и зримо ухудшаются, а население может изменить свою точку зрения и по-новому сориентироваться в международной обстановке, не было. Несмотря на ожидания и предчувствия, война с Германией разразилась внезапно, без видимых к тому предпосылок. Это, конечно, произвело на многих шокирующее воздействие.

Второе, и немаловажное, обстоятельство заключалось в том, что красноармейцы и население тогда оценивали начало войны на основе того, что они знали. Мы сейчас сплошь и рядом включаем «послезнание», и с позиций знания того, что в войне будет Сталинград, Курская дуга и взятие Берлина, часто недоумеваем: мол, а чего было-то впадать в растерянность? Более того, мы настолько высоко ценим свое «послезнание», что на этой почве выросла целая серия книг про «попаданцев», которые из нашего времени попадают в военное время и оказывают влияние на события. Это интересный феномен современного общественного сознания и преломления через него исторических событий, но нужно все же считаться с неоспоримыми фактами. 22 июня 1941 года никто не знал ни о Сталинграде, ни о Курской дуге, ни о, тем более, штурме Берлина.

А что же они знали? Кроме того, что Красная Армия самая могучая и непобедимая, одержавшая победу в Финляндии и Монголии, они знали, что Германия сломила последовательно Польшу, Бельгию и Францию, нанесла тяжелое поражение Великобритании. Сейчас мы это воспринимаем не так, как в 1941 году. В то время Польша была главным вероятным противником Советского Союза, против которой велась в течение многих лет интенсивная подготовка, строились на старой границе укрепленные районы, ловились польские шпионы, велась соответствующая пропаганда. Очень многие красноармейские офицеры принимали участие в советско-польской войне в 1919–1920 годах. Во всех справочниках по приграничным странам, в том числе для РККА, выпущенных до 1939 года, Польша неизменно стоит на первом месте, и при характеристике вооруженных сил западных приграничных государств польской армии уделялось самое большое внимание. Германия в этих справочниках часто даже не упоминается. Польша – наш вероятный противник, вот чему учили Красную Армию в довоенные годы.

И вот этот враг и наиболее вероятный противник в течение 20 лет в считаные недели рушится под напором немецкой армии, а красноармейцы выходят к Западному Бугу и Бресту, к землям, оставленным осенью 1920 года. В плен захватываются целые польские дивизии, среди трофеев – техника и оружие, военные запасы. То, что части Красной Армии в 1941 году располагались на территории бывшей Польши, на землях, некогда захваченных ныне поверженным врагом, а красноармейцы жили в бывших вражеских казармах, тогда воспринималось особенно живо и красочно.