Фиаско 1941. Трусость или измена? - [67]

.

Уже одной этой истории достаточно для того, чтобы полностью опровергнуть все измышления Марка Солонина на тему, что Красная Армия якобы не хотела воевать и собиралась при первой возможности разбежаться. Как мы видим, соединения 4-й армии, которые вынесли, пожалуй, самый сильный удар утром 22 июня, потом сражались разрозненно и фактически без управления, не только не побежали, но и несколько раз контратаковали противника, несмотря на самые неблагоприятные обстоятельства.

Уже этих примеров достаточно для того, чтобы показать, что по состоянию на вечер 22 июня необходимость нанесения контрударов назрела настолько, что стала очевидной командованию фронтов и армий. Даже 4-я армия, которая действовала фактически в отрыве от остальных сил Западного фронта, и та направила свои сильно потрепанные войска на контрудар! Это был единственный способ если не остановить, то хотя бы задержать наступавшего врага. Что еще в такой ситуации мог приказать Генеральный штаб воюющим фронтам? И как было бы воспринято, если бы в первый день войны Генеральный штаб отдал бы приказ на общее отступление?

Причины неудачи

Катастрофическое положение, вынудившее фронты к отходу, сложилось только через несколько дней после Директивы № 3, уже после череды контрударов, вылившихся в тяжелые встречные бои, в большинстве из которых немцы смогли одержать победу. Быстрее всего это положение создалось на Западном фронте, в котором уже вечером 24 июня создалась угроза окружения целой группы армий: 10-й, 13-й и 3-й в белостокском выступе. Немецкий 39-й моторизованный корпус в составе 7-й, 20-й и 12-й танковых дивизий уже 25 июня вышел к северо-западным пригородам Минска. Соединения немецких 47-го и 24-го моторизованных корпусов ночью на 24 июня и в течение дня совершили рывок от Пружан и Кобрина на Слоним и Барановичи. Л.М. Сандалов пишет о том, что уже с 8 часов утра 24 июня немецкие танки атаковали позиции в районе Слонима. Атаки продолжались до 14 часов, когда оборона была прорвана и советские войска были отброшены восточнее, к реке Шара и Барановичам. Таким образом, немцы закрыли для армий, расположенных в Белостокском выступе, путь на север и перехватили единственную дорогу, по которой они могли отступать на восток, через Слоним и Барановичи.

В середине дня 25 июня командование Западного фронта отдало приказ на отступление из Белостокского выступа, которое должно было начаться не позднее 21 часа вечера того же дня. Это было решение, которое во многом предопределило дальнейшую катастрофу всего Западного фронта. Во-первых, приказ этот превращал отход войск более чем на 150 км на восток в форменное бегство, без подготовки, без выставления арьергардных отрядов, из контрнаступления, которое еще вели части 11-го мехкорпуса под Гродно, сразу на марш. Во-вторых, это решение явно запоздало, и к моменту отдачи приказа для выхода из «мешка» оставался коридор шириной не более 60 км. В-третьих, линия Лида, Слоним, Пинск, на которую было предписано отвести войска, была уже занята противником, и части 4-й армии вели бои примерно в 40 км восточнее этого рубежа.

Л.М. Сандалов написал об этом решении так: «Запоздалое решение Ставки Главного Командования на отвод войск из района Белостока и отсутствие находчивости у командования фронта в своевременном доведении его до войск в значительной мере предопределили в последующем неудачный исход боевых действий в период отступления и в конечном итоге тяжелое поражение войск всех армий Западного фронта. Это видно из того, что к моменту отдачи указаний командующим для отхода белостокской группировки войск Западного фронта оставался коридор шириной местами не более 60 км с небольшим количеством проселочных дорог»[246]. Он пишет, что рациональнее было бы, используя соединения второго эшелона фронта, в котором было четыре стрелковые дивизии, создать оборону района Слоним, Барановичи, с целью удержания коридора для выхода других войск. Также можно было бы поставить практически окруженные 3-ю и 10-ю армии в круговую оборону, что при грамотном управлении позволило бы сковать крупные немецкие силы и отвлечь их от дальнейшего наступления на восток.

Наконец, приказ об отводе не дошел до 3-й и 10-й армий, и им пришлось отступать самостоятельно. Командование 10-й армии приняло решение об отводе только 28 июня, когда дорога для отступления была уже прочно закрыта. Именно это запоздалое, неорганизованное отступление всего по нескольким дорогам, с неизбежным скучиванием войск, прямо на немецкую оборону внутреннего кольца окружения под ударами с воздуха и породило огромное количество брошенной техники, на которую теперь любит ссылаться Марк Солонин, рассказывая про «нежелающую воевать» армию.

Здесь нужно сказать, что укоренившееся представление о том, что все брошенное вооружение, техника и боеприпасы были окончательно и безвозвратно потеряны, неверно. Отмечено немало случаев, когда брошенное вооружение и боеприпасы использовались повторно. Н.К. Попель вспоминает, как они во время своего продвижения по тылам противника у Славуты наткнулись на поле боя, на котором некогда кипела схватка между немецкими танками и советской батареей 122-мм гаубиц. В этот момент немцы изготовились атаковать отряд Попеля. Однако офицеры быстро привели две гаубицы в готовность, взяли оставшиеся на позиции снаряды и прямой наводкой расстреляли немецкую мотопехоту