Фейерверк любви - [35]

— Но ведь это же праздничные дни, — возмутилась Поппи. — и я предупреждала, что буду занята.

— Праздничные? — непонимающе переспросил Джеймс.

Поппи вздохнула.

— Я сто лет назад предупредила тебя, что буду занята: я должна помочь дома, будет много гостей.

Джеймс беспомощно посмотрел на нее.

— Поппи, а ты не могла бы взять мальчиков с собой?

— Могла бы. Но я им няня, а не мать. И им нужен ты, а все последнее время ты опять так чертовски занят, что мы тебя почти не видим. Ты практически поселился в этом Бирмингеме.

Джеймс устало откинулся на спинку дивана и обеими руками взъерошил волосы.

— Я должен поехать, Поппи. Это очень срочно.

— Так срочно, что нельзя это сделать в рабочие дни? А кто составляет расписание этих встреч?

— Ну, конечно, Элен. И ты зря подозреваешь ее в каких-то черных замыслах. Просто в выходные проще собрать людей.

— А может, все дело в том, что она хочет заполучить тебя, Джеймс?

Он нахмурился и покачал головой.

— Нет, Поппи. Ты ошибаешься. Вы с Элен не ладите, я знаю, да и работать с ней бывает трудно, но ты хочешь представить дело так, будто она хочет увести меня у тебя.

Значит, он действительно не подозревает об истинных целях Элен. Ну, как же можно быть таким слепым? Что ж, настал решающий момент! Поппи перевела дыхание.

— Джеймс, не важно, каковы причины всего этого, но так продолжаться не может. Я люблю тебя и хочу быть с тобой, но я не хочу оставаться где-то на задворках, быть твоей любовницей и няней мальчиков и уступать тебя твоей работе, твоим партнерам и еще черт знает чему. Если мальчики и я — главное в твоей жизни, покажи это нам, будь с нами. Если нет — я ухожу, потому что не хочу, чтобы меня засовывали на полку и доставали оттуда только тогда, когда надо удовлетворить возникающие потребности, да и то если расписание позволит!

И, не сказав больше ни слова, она отправилась к себе наверх и легла спать.

В пятницу стало ясно, что она проиграла.

Джеймс собрался уезжать в Бирмингем, сказав перед этим Поппи, что ее отношение к происходящему — абсолютно нерационально и что она неправильно понимает намерения Элен.

Она отказалась обсуждать это.

— Выбор за тобой, Джеймс, — сказала она спокойно, но твердо. — Или я, или Элен. Тебе решать.

Он нахмурился:

— Это бессмысленно.

— Нет. Я сражаюсь за то, что для меня жизненно важно, то же самое делает Элен. И не моя вина, что ты слеп настолько, что ничего этого не видишь.

Поппи позвала Бриди, открыла дверь, ведущую в сад, и вышла. Когда она вернулась с прогулки, Джеймса уже не было.

А может быть, не надо было ставить вопрос так резко? Проще было сказать ему о ребенке. Удивительно, что он ничего не замечает. Поппи казалось, что всем вокруг все понятно. По крайней мере мама все поняла сразу, едва они с мальчиками зашли в дом. Одри усадила дочь за стол и налила ей кружку крепкого чая.

— И когда это произойдет? — спросила она.

Поппи не стала притворяться, что не понимает вопроса.

— На Рождество.

Одри покачала головой.

— А мне кажется, в октябре. Может быть, у тебя близнецы?

Поппи беспомощно пожала плечами, и тут же по щекам покатились слезы. Одри обняла ее и молча прижала к себе.

— Ох, мама, я такая дура. Я хотела убедиться, что он меня любит, а не просто готов поступить как порядочный человек, и я… я сегодня предъявила ему что-то вроде ультиматума и, похоже, потеряла его навсегда. Так что приготовься стать бабушкой незаконнорожденного внука.

Поппи улыбнулась сквозь слезы.

— Не торопи события, — сказала Одри. — Думаю, он от тебя так просто не откажется. Ну, а если и откажется, ты знаешь, что у тебя есть дом и здесь все будут рады твоему малышу.

От этих слов у Поппи снова потекли ручьем слезы. Когда она наконец успокоилась, мать отправила ее в ванную привести себя в порядок перед тем, как вернутся мальчики и отец.

Утром Поппи выглянула из окна спальни и увидела, как отец с Питером расставляют столы, а рядом кто-то распаковывает посуду — все, как в прошлом году, но для нее все совсем по-другому. Этот день может стать самым лучшим в ее жизни или… самым ужасным.

Она надела широкое платье из хлопка, надеясь, что оно поможет скрыть ее небольшой животик, и спустилась на кухню.

— Прекрасно. На сегодня все. Если только у Джеймса нет вопросов. Джеймс?

Он посмотрел на Элен, и, хотя мысли его были далеко, он словно впервые заметил, как интимно, соблазняюще она ему улыбается. «Все-таки я непроходимый тупица», — подумал Джеймс.

— Нет, у меня нет вопросов. Спасибо всем и до свидания.

Он повернулся к Элен.

— А что теперь?

Она укладывала бумаги в свой портфель.

— Ну, поскольку мы освободились раньше, чем я думала, можно съездить в Стратфорд-на-Эйвоне. Покататься на пароходике по реке, а вечером сходить в театр — сегодня «Ромео и Джульетта»…

— И у тебя заказаны билеты?

Она слегка покраснела.

— Да, я зарезервировала два билета.

— А потом? — спросил он мягко. — Что ты запланировала для нас потом, Элен?

— Ну, я думаю, ужин.

— А потом?

Она чуть прикрыла глаза.

— А потом, может быть…

Он обнял ее и нежно прижал к себе.

— Нет, Элен. Мне жаль, очень, очень жаль, но — нет. Я уважаю тебя, восхищаюсь тобой, но я тебя не люблю и не хочу портить жизнь ни тебе, ни себе. Мне очень жаль.