Февральская революция - [31]

 "Так как сепаратный мир не может быть заключен, вся эта фальшь не имеет смысла. Большего можно добиться решительными действиями. Они (т. е. японцы) нам не нужны как посредники для заключения общего мира".

Николай II так, очевидно, и не узнал, что одним из инициаторов этих дипломатических акций по отношению к русскому двору был не кто иной, как его бывший премьер-министр граф Витте. В начале войны Витте написал письмо Мендельсону-Бартольди, директору немецкого банка, в котором хранились его значительные сбережения. Он возлагал вину за начало войны на англичан и уверял, что если бы он был у власти, то "этот ад никогда не разыгрался бы". Он предлагал "откровенные переговоры между императорами", которые можно было бы организовать при помощи семейных связей. Роберт Мендельсон передал это предложение германскому министру иностранных дел фон Ягову.4

Энергичным поборником интересов Германии в России был бывший секретарь Витте, некий Колышко, ставший впоследствии известным журналистом.5 Он был женат на немке, у него были прогерманские взгляды, но в обществе он заявлял себя русским патриотом. Через свою жену, жившую в Стокгольме, он поддерживал тесные связи со шведским банкиром, работавшим для Вильгельмштрассе. (В документах германского министерства иностранных дел это лицо называется "директором Бокельманом"). Кольшжо был, кроме того, связан с крупным промышленником Гуго Стиннесом.

Кольшко обсуждал с немцами множество проектов, к примеру, проект приобретения какой-нибудь русской газеты с целью распространения идей сепаратного мира и разжигания антибританских и антифранцузских настроений в России. Он получал от немцев финансовую поддержку и надеялся на вознаграждение после войны, собираясь переселиться в Германию. С согласия немцев Колышко продолжал выдавать себя за русского патриота и сохранял полную свободу действий. В то же время, летом 1916 года, он доказывал своим германским друзьям, что успехи Брусилова в Галиции в действительности вьп-одны для Германии, потому что в случае сепаратного мира для нее будет легче отказаться от восточной Галиции в обмен на балтийские территории.6

Идея газеты правительственного направления была одной из излюбленных идей русского премьер-министра Штюрмера и бывшего министра внутренних дел А. Н. Хвостова. В связи с этими журналистическими планами Кольшосо удалось летом 1916 года добиться встречи со Штюрмером.

Хотя беседа и длилась несколько часов и обсуждались общеполитические вопросы, из донесения Колышко германской разведке (через "директора Бокельмана") следует, что он был крайне осторожен в разговоре со Штюрмером и что последний был, как обычно, сдержан. Однако позднее Колышко иначе описьтал свое свидание со Штюрмером Стиннесу,7 преувеличенно и необоснованно утверждая, что в этой беседе он будто бы обсуждал со Штюрмером условия сепаратного мира и получил его согласие на дальнейшее зондирование немецких настроений в этом отношении. Нет причин сомневаться в знакомстве Колышко со Штюрмером и в факте их разговора, но утверждение, будто он обсуждал с премьер-министром возможности переговоров о сепаратном мире, не имеет никаких оснований. Документ, в котором описан разговор между Стиннесом и Колышко, создает впечатление, что Колышко лгал во всем, что касалось полномочий, которые Штюрмер дал ему на переговоры с немцами: когда Стиннес предложил Колышко совместно составить письмо Штюрмеру, то Колышко сначала согласился, затем отказался и пытался уговорить Стиннеса адресовать письмо не Штюрмеру, а управляющему канцелярией Манасевичу-Мануйлову,8 который должен был прибыть в Стокгольм как первый неофициальный представитель для переговоров о сепаратном мире. Мы знаем, что из планов Колышко ничего не вышло, так как Манасевич-Мануйлов был 16 августа арестован.9

Два месяца спустя возможность начать переговоры о сепаратном мире с Россией казалась Бетман-Гольвегу еще более отдаленной, чем весной. На заседании прусского Совета министров 28 августа 1916 года он заявил:

В марте наше военное положение было более выгодно, чем теперь, после крупных неудач Австрии (подразумевается поражение Австрии в Галиции летом 1916 года во время так называе-мого брусиловского наступления). В то время мы еще могли надеяться, что осенью, после взятия Вердена, мы сможем заключить приемлемый мир. В настоящее время военные перспективы значительно ухудшились, в связи с чем пошатнулись и надежды его величества на то, что Россия согласится на сепаратный мир, даже в случае восстановления наших военных позиций на востоке.10

Из проектов Колышко ничего не вышло, но его безответственйые разговоры косвенным образом имели важные последствия. В швейцарской социал-демократической газете "Бернер Тагвахт", издававшейся Робертом Гриммом совместно с Карлом Радеком, появилось сообщение из якобы достоверных источников о мирных переговорах между Германией и Россией. Известная речь Милюкова в Думе 1 ноября 1916 года, в которой он обвиняет правительство Штюрмера и дворцовые круги в подготовке сепаратного мира с Германией, была вызвана этими слухами и сообщением в "Бернер Тагвахт".11 К лету 1916 года кайзер, недовольный действиями своего правительства, поручил канцлеру Бетман-Гольвегу предпринять более решительные шаги по проникновению в Россию при содействии "банкиров, евреев и так далее" (sic). В своем ответе12 Бетман-Гольвег заверяет кайзера, что министерство иностранных дел поступает соответственно его указаниям, но что, к сожалению, самая в этом отношении "многообещающая личность" - банкир Дмитрий Рубинштейн — арестован в Петрограде во время "еврейского погрома". Однако Бетман-Гольвег не указывает, что заставляет его считать Рубинштейна "многообещающей личностью". Действительно, банкир Рубинштейн был в личных и деловых отношениях с доверенной императрицы Вырубовой, с Манасевичем-Мануйловым и с самим Распутиным. Согласно полицейским данным, он даже снабжал "старца" его любимым напитком — мадерой.13