Февраль - [7]

Гранье, стало быть? Что ж, я угадала. Чистейший француз! И почему это заставило меня улыбнуться?

– Лассард, боже мой, что случилось? К чему так кричать? – Как и следовало ожидать, голос зеленоглазого брюнета был таким же прекрасным, как и он сам. Низкий, чувственный, чуть с хрипотцой. А его милейший парижский выговор! Боже мой. Кажется, я влюбилась! И, кажется, Франсуаза это заметила – ах, как нехорошо! Появится ещё один повод для шпилек, которые она любила не меньше, чем я сама!

– Вы не видели доктора Эриксона? – Спросил невоспитанный Лассард, по-прежнему громко. Его крики, кажется, услышали и русские за барной стойкой. Симпатичный блондин с блокнотом вновь смотрел в нашу сторону, не иначе гадая, какая у господина Лассарда приключилась беда. Видимо, серьёзная, раз понадобился доктор.

– Нашли у кого спрашивать! – Пробормотал Габриель Гранье, но в голосе его не было раздражения, скорее, негодование. – Вы же знаете, мы с ним не самые лучшие друзья!

– Вернее сказать, они на дух друг друга не выносят! – Хихикнула его спутница. Милейший у неё выговор! Не француженка, это точно. Немка. Или нет, швейцарка? Скорее, швейцарка немецкого происхождения, да.

– Жозефина, пойдём, это невежливо! – Зашипела на меня Франсуаза, и, между прочим, была абсолютно права! Слишком надолго мы задержались на лестнице, прислушиваясь к чужим беседам. Нехорошо.

– Я спросил потому, что ваши номера по соседству, и, возможно, вы слышали или видели, куда он пошёл! – Принялся оправдываться господин Лассард, слава богу, уже гораздо тише, сбавив голос на полтона, чтобы не привлекать к себе внимания. Впрочем, он уже и так добился того, что все взгляды были обращены к нему.

– У вас что-то случилось? – Заботливо спрашивала тем временем девушка, спутница Габриеля Гранье. – Что-то серьёзное?

– Моя рана снова начала кровоточить, – посетовал господин Лассард, при этом в голосе его засквозила такая рассеянность, что мне стало его по-настоящему жаль. Знаю, что некрасиво, но я всё же обернулась, сама не знаю зачем.

– Доктор Хартброук, кажется, был где-то здесь, я видела его с утра, – ответила девушка.

– Но он англичанин! – Возмутился Лассард так, словно не было в мире кары страшнее, чем родиться англичанином. – Я не доверяю их нации! Уж лучше своё, родное, европейское! Так, говорите, вы не видели доктора Эрикссона?

– Рано или поздно ваши национальные предпочтения сыграют с вами злую шутку, Лассард. – Сказал Габриель Гранье, и я склонна была согласиться с ним. Мудрый парень, не так ли?

Франсуаза уже едва ли не силой тащила меня наверх, но я в последний момент всё же успела бросить взгляд на Лассарда. Только теперь я заметила перевязку под его пиджаком, небрежно накинутом поверх рубашки. Он пронёсся мимо нас так стремительно, что я поначалу и не углядела деталей, а может, увлёкшись красавцем Гранье, мне уже и не было дела до остальных? За наблюдательность мне, безусловно, минус.

А вот Лассард был ранен, и ранен довольно серьёзно, судя по хорошенько пропитавшейся кровью повязке. Неудивительно, что так кричал! Я бы на его месте не отказывалась от услуг доктора-англичанина, сейчас какой угодно доктор сгодится, лишь бы поскорее перевязать кровоточащее плечо, пока этот упрямый националист не умер от кровопотери прямо здесь, на лестнице! Благо, на этот раз спорить Лассард не стал, и, внимая голосу здравого смысла, заспешил вниз по лестнице, на поиски доктора Хартброука.

Да уж, начало хорошее, подумала я мрачно. Уведи, уведи меня отсюда, Франсуаза! И сама не смотри, бога ради, я же знаю, какая ты пугливая! Надумаешь потом себе невесть что, и весь отдых будет испорчен ненужными страхами и подозрениями. Но, право, в тот момент и жизнерадостной Жозефине стало неприятно на какое-то время. Сначала леденящие душу истории про французского маньяка-убийцу, перебравшегося в Швейцарию, а затем этот Лассард, прячущий под пиджаком окровавленное плечо!

Хотела бы я спросить: а дальше что? Вот только уже боялась услышать ответ.

II

Мою новую горничную, очаровательное создание восемнадцати лет, звали Селиной. Она была худенькой, подвижной и какой-то на удивление лёгкой, будто не ходила, а порхала, как бабочка! Но главным её качеством являлась ну прямо-таки неприличная для горничной разговорчивость. Я, впрочем, ничуть не расстроилась по этому поводу, ибо истории юной Селины мне и впрямь было интересно послушать – рассказывала она в основном о других постояльцах отеля, а некоторые из них меня очень даже интересовали.

Вот, например, этот самый Лассард. Что с ним такое приключилось, и почему, чёрт бы побрал этого упрямца, он до сих пор не в больнице? Ходит себе, видите ли, как ни в чём не бывало, пугает честных людей своими окровавленным повязками! Я не про себя сейчас: я до замужества ещё и в госпитале успела поработать, так что вида крови не боялась, а вот бедняжка Франсуаза до сих пор не могла прийти в себя! Та же Селина упомянула вскользь, что моя подруга заперлась у себя в номере, приказав приготовить ей прохладную ванну с лавандовым маслом и молоком, для успокоения нервов. Ах, несчастная Франсуаза! Непременно нужно будет к ней зайти перед обедом.