Ферсман - [106]

В самом деле, получившийся ряд картин начинают самородные металлы в рудных скоплениях. Температура их образования — 1500 градусов, и свойственный им цвет — металлически-черный. За ними следуют сернистые соединения, из числа которых наиболее типичным является металлически-желтый пирротин. Температуре образования в 1000 градусов соответствуют железистые силикаты базальтов и габбро, такие как оливин, кстати оказать, чаще всего встречающийся в метеоритах, или пироксен, с геохимического изучения которого начал свою научную жизнь Менделеев, — черно-зеленые и светлозеленые минералы.

800–500 градусов — полевые шпаты и кварцы: белые, розоватые, желтоватые.

50–10 градусов — известняки и соли: белые и бесцветные.

0 градусов — снег и лед: белый и голубой.

Первая мысль исследователя: не случаен ли построенный им ряд, не выхвачен ли он по произволу воображения из длинной цепи природных соединений?

Нет, он в достаточной степени закономерен.

Ферсман сам мог бы назвать исключения из него, которые, как всегда, интересны, важны, но лишь подтверждают правило. Общий же вывод не подлежал сомнению. «Химические соединения глубин, порождения более высоких температур, темны, серы, окрашены угрюмо, тогда как химические соединения, образующиеся на поверхности из растворов, радостны, светлы, белы, прозрачны. И одновременно с этим последовательным рядом окрасок мы переходим от тяжелых, твердых, прочных, нерастворимых и тугоплавких соединений к прозрачным, легким, мягким и хрупким кристаллам, растворимым в воде, подвижным и неустойчивым», — записывал он.

Выходило так, что окраска минералов оказывалась только внешним выражением глубоких закономерностей, лежащих в основе природы, закономерностей, изучаемых молодой наукой о законах сочетаний и распределения атомов в земной коре.

Как две крайности природы, перед исследователем вырисовывались металлическое состояние, с одной стороны, и прозрачные соли, с другой. На одной стороне — металлы со всеми их характерными чертами: сплошным барьером для световых лучей видимого спектра, плотные, тяжелые, темные, нерастворимые, малоизменчивые вещества. С другой стороны — соли: мягкие, прозрачные, светлые, «бесцветные или белые, легкорастворимые постройки из резко положительных и отрицательных ионов, аккуратные, точные, симметричные.

***

Ферсман был уже «одержим» своей книгой, когда во время заграничной поездки, ненадолго прервавшей его работу, мчался в автомобиле мимо прибрежных дюн Остенде. Откинувшись на сиденье машины, он размышлял главным образом о том, почему так замечательно белы, чисты, лишены ярких тонов пески северного побережья Франции, Бельгии и Германии? «Как отличны эти белоснежные дюны от песков наших среднеазиатских пустынь», — записывал он, отдыхая от бешеного рейса. Мысль исследователя, для которой наиболее характерна именно неотвратимая устремленность к поставленной цели, связывала эти краски — краски холодного Севера — с низкими степенями окисления. Белые пески напоминали геохимику об условиях, в которых происходило разложение всех окрашенных систем с накоплением лишь белых, симметричных построек.

После возвращения Ферсман перечитал первоначальные заметки и остался недоволен.

Схема, голая схема!

Не все так светло, чисто, радостно и бело на земной поверхности, как это представлено в написанных начерно главах.

В природе существуют не только контрасты. Большое место в ней все-таки занимают переходы.

Может быть, химические осадки морей, соляных озер характеризованы верно. Нет спору, наши известняки, мелы, гипсы, песчаники, мраморы вообще очень светло окрашены, но ведь, помимо этих химических осадков, окружающая нас неживая природа состоит из множества образований других цветов.

Прошел месяц-другой, и вместо чистой, белой картины снежного ландшафта перед окнами появляется совсем иная картина, которую определяет бурая, коричневая, черная весенняя грязь. А краски осени с ее буро-красной листвой, черной мокрой землей и столь же грязными водами!..

И снова мысленный взор исследователя обращается к картинам наших средних или северных широт.

Вот стаял снег, и обильные мутножелтые весенние воды сносят песчаники, перемывают ледниковые глины, растворяя в них соединения железа, которые вскоре глубоко в земле осядут темными коричневыми слоями. Ветер насыпает серые песчаные дюны, серые бурые почвы покрывают горные породы. Обычная жизнь Земли проходит в серых тонах, лишенных ярких и чистых красок. Но ведь и это также не случайно! В сложных химических реакциях земной поверхности под влиянием кислорода и угольной кислоты воздуха, органической жизни и воды разрушаются минералы глубинных пород. Все растворимое растворяется. Все подвижные соли — натрия, кальция, магния, хлора, серная и угольная кислоты — переходят в растворы, уносятся в моря и океаны. Остается неподвижный остаток, который почвоведы называют «корой выветривания».

Проста ли эта россыпь частичек глины, песка, силикатов и кварца?

О нет! В ней тоже кишит сложнейшая химическая жизнь, управляемая своеобразными законами физико-химии. Система этих мельчайших частичек обладает способностью удерживать в себе тяжелые, несимметричные атомы элементов и с легкостью отдает «шарики» ионов. В этой своеобразной системе трудно установить отдельные минеральные виды или даже определенные химические соединения. Зато она представляет обширное поле для наблюдений особых законов поведения коллоидов — тех частиц, размеры которых измеряются миллионными долями сантиметра.