Ферма - [34]

Он ждал. Машина остановилась. Послышались звуки, издаваемые существами.

– Приехали.

Зашуршал брезент. Перед ним появились два изумленных лица. Гвардейцы, ошалев, рассматривали голого мужчину, скорчившегося в углу.

– Как он снял смирительную рубашку? – спросил один из гвардейцев. Напарник молча снял бластер с предохранителя.

– Все-таки не зря говорят, что эти клоны – самые настоящие звери.

Гвардейцы некоторое время переминались с ноги на ногу, не решаясь перейти к активным действиям. Наконец, один из них мотнул головой:

– Эй, клон, давай вылезай.

Им показалось, что Самарин-2 понял, что от него хотят. Во всяком случае, он выпрямился и двинулся к борту. Гвардейцы отступили на шаг. Самарин подполз к краю кузова и неуклюже перевалился наружу, грохнувшись в пыль. Самарин-2 застонал. Гвардейцев успокоила его неуклюжесть, и они облегченно загоготали. Керамический ствол бластера уперся ему в грудь.

– Пошевеливайся, клоняра. Карфаген тебя уже заждался.

Карфаген! Страх вернулся стремительно. Самарин-2 закричал:

– Карфаген!!! – И ударил по штуке, приставленной к его груди. Взметнулся столб пламени. Жутко запахло жареным мясом. В живот одного из гвардейцев, урча, вцепился беснующийся кусок огня. Гвардеец, крича, оседал на колени. Его напарник снова направил бластер на Самарина-2, но он уже научился запоминать – эта штука опасна. Самарин – 2 снова ударил по стволу. И тут же отшатнулся. Голова второго гвардейца горела. Волосы съеживались и исчезали. По лицу текли расплавившиеся инфракрасные очки. К запаху жареного мяса добавился запах копоти и гари. Гвардеец упал рядом с товарищем. Самарин-2 наклонился и поднял бластер, стараясь держать его стволом от себя. Он осторожно пошарил по рукоятке, стараясь вспомнить, как это делало существо. Его палец нащупал ребристый выступ. Тут же полыхнуло, и он увидел, как плавится металл. В стальных воротах напротив него в мгновение ока образовалась приличная дыра.

Самарин-2 огляделся. Прямо перед ним находилась упиравшаяся в облака стена. Он уже знал назначение прямоугольных отверстий и заставляющих их исчезать створок. Над воротами он увидел странные знаки. Он не старался угадать, что они означают. Он просто двинулся через распахнутые ворота. Он так поступил, потому что знал: они предназначены для того, чтобы через них проходить.

Сзади раздался вой сирен и очень громкие звуки существ, рев моторов и запах солярки. Сзади была опасность. Вот еще один аргумент в пользу того, чтобы двигать вперед. Но перед тем как окончательно скрыться за воротами, Самарин-2 обернулся, нажал на ребристый выступ и, желая усилить эффект, снова крикнул:

– Карфаген!!!

Он давил на выступ что есть силы. Теперь он познал еще одно чувство – радость. Именно ее приятная волна окутала мозг, когда он увидел, что предмет с двумя лучами на передней части, несшийся на него с огромной скоростью, вспыхнул и подлетел вверх, а затем взорвался, выплевывая искалеченных, обугленных существ. Горизонт заволокло дымом, а пространство наполнилось визгом, скрежетом и криками.

– Карфаген, – удовлетворенно хмыкнул Самарин-2 и шагнул за ворота.

20. ЗАСАДА

Горючее кончилось слишком внезапно, застав их врасплох посреди черного неба. Видимо, счетчик был неисправен. Четверку спасла только тренированная годами реакция Эдварда Шура. Он вовремя успел выбросить палец к аварийной кнопке. Старый люк клацнул никогда не использовавшимися запорами, кабина распахнулась, и катапульта выдернула их из машины вместе с сиденьями в ночную прохладу. Осиротевший остов омнибуса исчез где-то внизу, напомнив о себе в последний раз лязгом и грохотом. Сидхартха, не успевший полностью проснуться, выругался на хиссили – языке урканских варваров. Фраза обладала в высшей степени непристойным смыслом. Они приземлились практически без проблем, если не считать порядком отбитых седалищ.

– С мягкой посадкой, – выдохнул Шур и, поднявшись, стал разогревать затекшие ноги. Его ботинки плясали, взметая серебристую пыль. Сигизмунд Трэш с омерзением срывал с лица рыжие бакенбарды. Самарин щурился в темноту. Ни огонька.

Впереди розовели заросли цап-царапа, практически непроходимые для человека без специального снаряжения. Ветки цап-царапа были гибкими и упругими. Их усеивали шипы, формой напоминавшие рыболовные крючки. Шипы были настолько твердыми и острыми, что легко царапали изделия из самых прочных сплавов. Природа предназначила их для суровой жизни среди скальных пород, где растению требовались невероятные усилия, чтобы, подобно альпинисту, продвигаться наверх, к солнцу, вонзая шипы в гранит и базальт так глубоко, чтобы ветры не могли сорвать цап-царап вниз. Эти свойства цап-царапа люди активно использовали для защиты своих дачных участков и поместий от непрошеных посетителей, зайцев и корланов, любящих вытаптывать грядки. Попытка прорваться сквозь железные заросли могла стоить жизни. Шипы-крючки впивались в тело, и вытащить их можно было только с мясом. Миновать в темноте цап-царап мог рискнуть только сумасшедший.

Сигизмунд Трэш с досадой глядел на возникшее перед ними препятствие.

– Черт, – выругался он, – черт! Черт! Кто-то там наверху, я не знаю кто, – Христос, Вуду или Маниту, – против нас. Надо же было угнать такси со сломанным счетчиком. Подумать только, мы не дотянули каких-нибудь триста метров. Харпер говорил мне что-то о тропе, но вряд ли нам удастся найти ее ночью.