Феодальная монархия во Франции и в Англии X–XIII веков - [114]
Бланка Кастильская собственным примером научила — своего сына не допускать насилия, даже когда виновными в нем оказывались духовные особы[859]. Людовик IX, храбрый и иногда очень суровый, чувствовал отвращение к жестокости до такой степени, что пытался искоренить обычай устраивать турниры[860]. Он особенно советовал своему наследнику иметь «жалостливое сердце» по отношению ко всем страждущим[861]. Не довольствуясь тем, что сам судил праведно тех, кто к нему обращался, — он не хотел допускать и того, чтобы сеньоры злоупотребляли своим правом суда, и это было новшеством. Так, один иль-де-франсский сеньор, Ансо де Гарланд, заключил в тюрьму сыновей одного кредитора, чтобы иметь их в качестве заложников; когда он отказался их освободить, Людовик IX велел посадить его самого[862]. Готье де Линь казнил одного человека без суда; король заставил его отдаться на милость и заплатить штраф[863]. Один из самых знаменитых сеньоров королевства, Ангерран де Куси, велел повесить трех молодых дворян, обвинявшихся в браконьерстве в его лесу; Людовик IX постановил, — дело неслыханное, — чтобы Ангеррана предали смертной казни; с большим трудом удалось добиться менее сурового наказания: большого штрафа в 12 000 парижских ливров на помощь Святой Земле, лишения права высшего суда по отношению к лесам и рыбным ловлям в его сеньории и т. д.[864] Обычно Людовик IX совершенно не считался с ходатайствами подобного рода и хотел, чтобы суд был равен для всех; он даже не допускал, чтобы виновного дворянина казнили тайком, так как всякий суд «во всем королевстве должен производиться открыто и перед народом»[865].
Великая задача, которую королевской власти удалось выполнить лишь после многовековой борьбы, состояла в том, чтобы искоренить варварское убеждение, старое как мир, в законности права мести. Все, от одного конца социальной лестницы до другого, считали совершенно естественным, что существует два суда: один, которого можно просить у судьи, и другой, который можно произвести самому для поддержания своей чести или чести своего рода. Это была древнегерманская «феда»: между вендеттой, вооружавшей друг против друга две семьи простолюдинов, и феодальной частной войной не было, по существу, никакой разницы. Филипп-Август, если верить Бомануару, защищал родственников, которые еще не знали о возникшей распре, от опасности подвергнуться неожиданному нападению: на них можно было напасть только по прошествии сорока дней («quaratilaim-le-roi»). По прошествии этого срока надо было быть настороже или же оградить себя перемирием или «assurément»[866]. Людовик Святой пытался сначала предотвращать «феды» вмешательством. Оно приводило обычно к «миру cторон» («paix à parties») и паломничеству за море, которое обязан был совершать убийца; в тех случаях, когда король находил наказание недостаточно сильным, он его увеличивал[867]. При отъезде своем в крестовый поход он разослал своим бальи следующий циркуляр:
«Мы вам поручаем и предписываем, чтобы во всех случаях войн и фед в вашем бальяже вы принимали и заставляли от нас принимать перемирия на основе полной справедливости: эти перемирия должны продолжаться пять лет с будущего дня рождения святого Иоанна Крестителя; и не ждите, пока стороны сами обратятся к вам»[868].
Наконец, по возвращении из крестового похода он решил принять меру, вызвавшую большое раздражение. До нас не дошел текст его указа, но мы знаем, что им запрещались частные войны и ношение оружия во всем королевстве и что он был издан около января 1258 г. Действительно, именно в это время он писал своим верноподданным в епархии Пюи: «Знайте, что мы, по обсуждении дела, запретили в нашем королевстве всякие войны и поджоги и помехи земледельческому труду»[869]. Сохранившиеся у нас отрывки обследований, свидетельствуют о том, что королевские чиновники применяли этот указ, что они старались не допускать, чтобы оруженосцы разъезжали с оружием, арестовывали крестьян, которые имели при себе ножи с острым концом; и из этих же таксисе: видно, что на эти аресты жаловались, как на огромное, злоупотребление[870]. Альфонс де Пуатье шел по стопам своего брата; так, он приговорил сына графа Родезского и сына сеньора де Канильяк к штрафу в 400 ливров за ношение оружия[871]. Сеньоры, имевшие право высшего суда, могли судить преступления этого рода, но, по-видимому, король хотел, чтобы этот указ исполнялся везде. И если бы он действительно исполнялся последовательно
