Феномен Норбекова - [18]
— МСН! Разрешите в виде исключения одну кружку пива!
— Никаких проблем. Я бы тоже не отказался.
Его ученики были крайне удивлены.
День мы посвящали попыткам прийти в себя после утренних упражнений и самоподготовке, вечером по пять-шесть часов учились, но потом... ночью... О! Это было время отдыха.
Ближе к полуночи мы через администрацию отеля заказывали микроавтобус и под громкую восточную музыку перемещались в центр города Шарм-эль-Шейх. А там в это время закипает ночная курортная жизнь. В арабах просыпается их арабский темперамент. Оживают все ресторанчики по обе стороны главной дороги и все кафешки в маленьких переулках. Низкие, лежащие на самой земле диванчики приглашают вас отдохнуть от достижения целей. Под неумолкающую музыку вы устало вверяете себя мягким валикам дивана, вытягиваете натруженные зарядкой ноги, запрокидываете голову — и... сквозь пелену городских огней смотрит вам в глаза густое, исписанное звездной вязью, мудрое ночное небо Востока.
Лучшие мои воспоминания об отдыхе связаны именно с этим временем. Музыка... звезды... диванчики... и, конечно, кальян.
Эх, там, на Востоке, знают толк в наслаждении жизнью! Там не курят на ходу, урывками, за работой. То, что здесь называется вредной привычкой, там являет собой почти что медитацию. Мне рассказывали про одного москвича, которому подарили кальян. Тот вечером, проводив гостей, из любопытства раскурил его и — не заметил, как просидел с ним всю ночь. Время растворяется в чаше кальяна, даже если он стоит в московской квартире. Что говорить о родной для него обстановке!
Очищенный водой от смол, облагороженный фруктовыми ароматами, дым его деликатен настолько, что вкус обычных сигарет по сравнению с ним кажется грубым.
А внешний вид! Положите рядом с кальяном пачку сигарет, и увидите сами: никакой верблюд не дотянет ее до понятия «эстетика», тогда как кальян, похожий на лампу Аладдина, возвышает вас над ширпотребом, приближая к прекрасному. Прикасаясь губами к его мундштуку, вы словно вдыхаете аромат старинного искусства. Лучшие кальяны ручной работы, поэтому каждый из них уникален, но даже фабричные радуют глаз. Мне больше по душе те, чаши которых выполнены из стекла: тогда видно, как с каждой затяжкой вода оживает, поглощая дым, преобразуя его, — это почти алхимия. Цвет стекла обычно либо сапфировый, как ночное небо, либо изумрудный, как неувядающая, чуть припорошенная пылью южная листва.
Украшенные покрытым чеканкой металлом такие кальяны напоминают перстни с драгоценными каменьями.
А есть кальяны, полностью изготовленные из серебра или камня.
Полуметровый кальян не сунешь в карман, с ним не помечешься по комнате — и слава Богу! Рядом с ним вы, наконец, приходите к состоянию покоя. И вот вы уже даже в состоянии задуматься над символикой этого предмета — нет, этого организма!
Не секрет, что сигарета или трубка являют собой фаллические символы, а огонь (даже огонь одноразовой зажигалки) служит воплощением мужского начала. Куря сигарету или трубку, вы как бы демонстрируете свою мужественность (или компенсируете ее недостаток). А что такое мужественность без женственности! Она половинчата. Она не завершена. Единственное, что еще поддерживает жизнь в нашем изношенном мире, это объединенное усилие женского и мужского начал, инь и ян.
Но кальян! Это сосуд. И в нем — вода. А вода символизирует женственность. Теперь смотрите: вы извне разжигаете уголь (табак под ним), и дым проникает внутрь кальяна, проходит сквозь воду. Курение кальяна приводит в действие обе стихии, оба начала, мужское и женское. И этот (весьма эротический, замечу в скобках) процесс как бы приводит вас к целостности. (Не говоря уже о том, что конечный продукт намного чище и аристократичнее продукта обычного европейского курения.)
Жаль, что МСН не ездил тогда с нами в Шарм-эль-Шейх. Хотя, возможно, ему известны иные способы обретения целостности.
15 июля. В авторитете
Видел во сне, будто приезжаю в институт, а у входа на высоком узком постаменте стоит мраморный бюст МСН! Белый такой. «Интересно, — думаю, — надо будет поздравить МСН с мраморным бюстом». Иду к нему — кабинет закрыт. Рядом со мной появляется наш директор.
— А что, — спрашиваю, — МСН сегодня не будет?
— Как не будет! Он теперь всегда будет, — говорит директор института. — Вы ж мимо него прошли, он у входа стоит.
— Так это скульптура...
— Это для посторонних — скульптура, — подмигивает директор. — А так он и говорит, и все вопросы решает. Вот хотим его в здание перенести, чтобы лекции там читал, а не во дворе, а то осень скоро.
— А почему не в полный рост?
— А это, — шепчет директор, — не нашего с вами ума дело.
Я бегом к мраморному бюсту.
— МСН, извините, что мимо проскочил! Я думал, вам памятник поставили, а оказывается, вы и есть памятник...
— Памятник, памятник... Вы же меня сюда и поставили в виде памятника! — говорит МСН сердитым голосом.
— Я?!
— А кто же? Вы все! Почему вы решили, что объяснить вам, в чем состоит смысл жизни, должен кто-то другой, к примеру я? Кто вам сказал, что вопрос о том, существует ли Бог, тот свет, подлинная реальность, — называйте, как хотите, — можно решить с помощью учителей, философов, священнослужителей и написанных ими книг?
