Феллах - [39]

Этот разговор происходил около дома Абдель-Максуда. Абдель-Азим и я сидели на скамейке, а Салем, поджав под себя ноги, — прямо на земле. Пристыженный справедливыми словами учителя, он все ниже и ниже опускал голову и не решался поднять глаза ни на стоявшую рядом с ним мать, ни на нас, строгих, но доброжелательных судей.

— Твоя мать, Салем, говорила о достоинстве. А знаешь ли ты, что это значит? Вот скажи, к примеру, чего ты уселся перед нами на земле, как какой-то каторжник? Разве нет места на скамейке, рядом с нами? Чего голову-то опустил? Ты что, на суде? А ну встань! Не вешай нос, парень! Смотри смело вперед. Мы ведь теперь граждане свободной страны!

— Правильно, правильно говорит Абдель-Азим, — поддержала Инсаф. — Чего ты сидишь, сынок, на земле? Садись рядом с мужчинами. Не бойся, они тебя не укусят.

Салем медленно поднялся. Метнув недовольный взгляд в сторону матери, как бы упрекая ее за то, что и она обвиняет его в трусости, он посмотрел исподлобья на нас и вдруг, словно солдат, готовый ринуться в бой, торжественно произнес:

— Ладно, я вам докажу, что не трус! Клянусь, я отомщу Ризку. Привяжу его к пальме и изобью, но не кнутом, а палкой, которой гоняют ослов! Вот тогда посмотрим, что вы скажете…

Все рассмеялись.

— Зачем же так? — попытался остудить его пыл Абдель-Максуд. — Этим ты много не достигнешь. Бить Ризка вовсе не обязательно. Важнее заставить его вернуть людям то, что он отобрал у них обманным путем, неплохо было бы заодно с ним наказать и уполномоченного!

— Э-э, пустое дело! — вскипел Абдель-Азим. — Скорее шайтан тебе что-нибудь вернет, чем Ризк! Не тот это человек. Он лучше подавится, чем поделится своим добром. Ишь, чего захотел, чтобы Ризк сам отдал награбленное! Как же, держи карманы шире! Гнать его надо в три шеи! Коленкой под зад — и пусть катится отсюда к самому шайтану! Весь вопрос, как это сделать. А тут еще как назло этот хлыщ из Каира отирается. И зачем он сюда прикатил? А мы тоже хороши — даже имени его не узнали. Поверили на слово: представитель правительства, представитель правительства! Разве представители так себя ведут?

— А вы встречались с ним? — спросила Инсаф.

Абдель-Максуд и Абдель-Азим промолчали. Зато Салем произнес целую речь:

— Вот что удивительно, о нем никто ничего не знает, хотя торчит он здесь уже целых два дня. Отдает какие-то приказания Тауфику, как заместителю омды. Требовал у шейха, чтобы Тафида ему прислуживала. Да только ничего из этого не вышло. Шейх наотрез отказался. Он даже мне не разрешает видеться с Тафидой, где уже там послать ее прислуживать какому-то заезжему холостяку без роду, без племени. Кто вообще знает, что это за птица! И если бы шейх вдруг согласился, Тафида все равно не пошла бы к нему, не на ту напали, гордости у нее хоть отбавляй.

— И мне в Каире сказали, что это подозрительный человек, за ним надо присматривать, — вспомнила Инсаф.

Нельзя сказать, что в отсутствие Инсаф к нему не присматривались. Правда, узнать о нем многого не удалось. Но кое-что Абдель-Максуд и Абдель-Азим все-таки выяснили.

После собрания они, естественно, к нему не пошли. Незнакомец большую часть времени проводил с Тауфиком Хасанейном. Пытался он наладить контакт и с шейхом Талбой. Но после того как шейх отказался прислать свою дочь прислуживать ему, тот оскорбил старика и перестал его замечать.

Но в доме Ризка приезжего встретили очень радушно. Во всяком случае, для хозяйки дома он не был незнакомцем. Тафида слышала, как жена Ризка назвала его Исмаилом, а он, обращаясь к ней, говорил какое-то непонятное слово вроде «таит». Шейх Талба думал было, что Тафида не расслышала или перепутала что-нибудь. Что за слово? Что бы оно могло означать? Потом и он сам услышал это слово. Тогда он и спросил у жены Ризка, почему приезжий молодой человек называет ее таким странным именем. Та рассмеялась и объяснила, что «таит» — это французское слово, которое означает тетя. А называет он ее так, потому что в самом деле приходится ей племянником. Это сын ее родного брата, который живет в Каире. И тут она проговорилась, что Исмаил приехал в деревню по просьбе Ризка, чтобы навести к его возвращению «необходимый порядок». Но когда шейх Талба поинтересовался, какую должность занимает в Каире ее племянник, жена Ризка резко его отчитала:

— Никогда, почтенный шейх, не старайтесь узнать слишком много, это может только вам повредить. И вообще, я просила бы вас держать язык за зубами и никому не говорить о том, что он мой племянник. Так будет лучше и для вас.

— Что ж, если надо, я ничего… Затем, приветливо улыбнувшись гостю, со смиренным видом добавил: — Да благословит вас аллах, сеид Исмаил, и да сопутствует вам всегда удача. Готов за вас молиться и упомяну даже ваше имя в молитве…

— Этого еще не хватало! — испугался вдруг Исмаил. — Лучше будет, почтенный шейх, если вы оставите в покое мое имя и не будете его упоминать ни в мечети, ни на улице. И о моем родстве с госпожой Ризк тоже никому не скажете. Пусть для всех я буду просто представитель правительства. Обещайте мне, шейх, что вы сумеете сохранить эту тайну. Это в интересах нашего общего дела.