Фельдмаршал Репнин - [6]

В просторной столовой, куда перешли гости вместе с хозяином, стол был накрыт по-праздничному. Слуги помогли господам поудобнее разместиться, после чего выстроились в ряд, готовые к исполнению любого приказания.

— Можете идти, — сказал им граф. — Я позову, когда понадобитесь. — И когда те ушли, уже обращаясь к гостям: — Не люблю, когда кто-то стоит за спиной и заглядывает в твою тарелку.

Обедая, они не прекращали беседы. Апраксин вспомнил, как покойная императрица Анна Иоанновна всемилостивейше возвела его в чин секунд-майора и как он потом поехал в армию фельдмаршала Миниха воевать Крым. Славные были времена! Жаль только, что не удалось тогда российской армии удержать за собой те полуденные места[6], прогнать с берегов Чёрного моря татар и турок.

— Земли Северного Причерноморья от нас не уйдут, — убеждённо промолвил Алексей Петрович. — Мы непременно присоединим их к России, но прежде чем затевать войну на юге, надобно укрепить позиции империи нашей в Европе. А посему нам нужны сейчас не только генералы, но и образованные государственные мужи.

— Но мы и так в Европе хорошо стоим, — сказал Апраксин.

— Не совсем. Мы улучшили отношения с Веной и Англией и сим упрочили своё положение. Но мы не можем забывать о захватнических устремлениях Пруссии, о происках Франции, направленных на то, чтобы усилить своё влияние в Польше. Словом, всем нам, в том числе и дипломатам, предстоит ещё много работы.

После этой речи канцлера в разговоре наступил перерыв, и все занялись своими тарелками. Но потом хозяин стола заговорил снова, на этот раз обращаясь к одному Репнину:

— Недавно я имел беседу с австрийским послом: оказывается, ваше имя ему хорошо известно. Восхищался вашими способностями, говорил, что вы склонны к наукам, уже успели овладеть некоторыми европейскими языками. Это правда?

Молодой князь пожал плечами, затрудняясь с ответом.

— При хорошем знании иностранных языков, — продолжал граф, — можно сделать блестящую карьеру. Я имею в виду дипломатическую службу. Вы так не считаете, князь?

— Покойный отец завещал мне, чтобы я следовал примеру своих предков, — отвечал Репнин, — а предки мои были солдатами.

— Хороший ответ! — оживился Апраксин. — Правильное решение. Солдатское дело всегда должно стоять на первом месте. Вот я о себе скажу, — продолжал он. — Одно время служил я посланником в Персии, но ничего хорошего в той службе не нашёл. Скучная работа. Человеку нужна слава, а слава любит военных мужей, к ним она больше ластится. Все с этим согласны. А ты согласен, Алексей Петрович? — обратился он к Бестужеву-Рюмину.

Великий канцлер пропустил его вопрос мимо ушей. Помедлив, он снова обратился к Репнину:

— Вам никто не станет навязывать решения, какую карьеру следует избрать. Сами решите. Но в любом случае вам придётся ещё много учиться. Впрочем, об этом нам лучше поговорить в другой раз. Если сможете, на следующей неделе приезжайте ко мне на службу, я постараюсь найти время, чтобы обстоятельно поговорить о том, как жить вам дальше.

— Хорошо, Алексей Петрович, я приеду, — пообещал Репнин.

— А какой у вас воинский чин? — вдруг спросил Апраксин.

— Сержант гвардии.

— Для ваших лет это нормально.

— В военной коллегии готовится список участников Рейнского похода, заслуживших милостей государыни, — сообщил канцлер. — Насколько мне известно, в том списке значится и имя молодого князя. Так что в его послужном ранжире скоро может появиться что-то новое, — добавил он, загадочно улыбаясь.

Репнин оставался в гостях до самого вечера. Домой он вернулся довольным, полным надежд на скорые добрые перемены.

2

То, о чём говорил Бестужев-Рюмин, сбылось 11 мая 1749 года: указом императрицы Репнин был пожалован чином прапорщика. В связи с этим событием великий канцлер устроил у себя званый обед. Апраксина за столом на сей раз не было, зато были другие знаменитости: вице-канцлер граф Воронцов[7], президент военной коллегии генерал-фельдмаршал князь Трубецкой[8]. Присутствовала и сама хозяйка дома. Поскольку знания русского языка у графини ограничивались несколькими заученными фразами, позволявшими ей с горем пополам изъясняться со слугами, за столом звучала только немецкая речь. К удовольствию хозяйки было и то, что гости не говорили ни о политике, ни о делах военных. В общей беседе чаще всего всплывали различные мелкие истории, похожие на сплетни. Общий интерес вызвал только рассказ графа Воронцова, который побывал на свадьбе графа Петра Панина, женившегося на старшей дочери Алексея Даниловича Татищева. Вице-канцлер уверял, что невеста оказалась такой писаной красавицей, каких он давно уже не видывал.

— Кстати, — вдруг обратился Воронцов к Репнину, прервав рассказ, — когда Панин начинал воинскую службу, ему было столько же, сколько сейчас вам, — пятнадцать. А теперь — уже полковник. Храбрый воин. Участник двух войн.

— К сожалению, я его не знаю, — признался Репнин.

— Ну, а о его старшем брате Никите Ивановиче, наверное, наслышаны? Видный дипломат. Близок ко двору.

— К сожалению, и с ним не знаком.

— Князь Николай вообще мало кого знает, — сказал хозяин стола. — Он погружен в науки, и ему не до знакомств.