Фельдмаршал должен умереть - [86]

В спальне было довольно душно. Распахнув пеньюар, Мария-Виктория улеглась на покрывало — нагая, открытая романтическим терзаниям и любовным грезам. Несколько минут она лежала так, разметавшись по нерасстеленной постели, со страхом прислушиваясь к эротическому пламени, постепенно разгоравшемуся где-то в недрах ее плоти, чтобы затем охватить все естество, превратить в чувственный бред, в ярость неудовлетворенности, нечто, напоминающее сексуальное бешенство.

«Господи, в этом доме полно мужчин, а ты почти каждый вечер засыпаешь в постели одна, съедаемая мечтаниями о мужской ласке и звериной мужской силе. Что за чертовщина такая, и до каких пор все это будет продолжаться?!»

Так неожиданно вспыхнувший роман с капитаном Пореччи очень быстро закончился обычным женским разочарованием. Что ж, бывает. Ее привязанность к Отто Скорцени с его стороны не была ни взаимной, ни хотя бы сколько-нибудь соблазнительно щадящей. Этот гигант создан для войны, взращен на ее сражениях и когда-нибудь должен будет остаться на одном из ее полей. Вот и всё. Так на что же она рассчитывала?

К тому же Сардони знала о его давнишнем романе с эсэсовкой-диверсанткой Лилией Фройнштаг и даже успела смириться с тем, что, если какой-либо женщине и суждено познать полуродственную близость с первым диверсантом рейха, так это Фройнштаг, вместе с которой ему не раз приходилось идти на задания, с которой он, любя, рисковал и, рискуя, любил. Так что все в этой военно-погибельной паре естественно и справедливо. Если только можно смириться со справедливостью, заключающейся в том, что какая-то женщина имеет право на любовь с избранным тобой мужчиной больше, нежели ты.

Даже самой себе Мария-Виктория порой неохотно признавалась в том, что с каждым из мужчин, обитавших на вилле «Орнезия», она уже успела вкусить запретный плод. Но всякий раз это было не любовное и даже не моральное грехопадение, а банальное усмирение плоти. Иное дело — что дележ постели с каждым из них княгиня всякий раз пыталась превращать в некий ритуал «изгнания из рая»: заплывала вместе с ним на Скалу Любви, чтобы отдаваться там, в положении, при котором бедра все еще пребывали в морской воде, а грудь уже была присыпана золотистым песком. Всякий раз она то яростно сопротивлялась в островном шалаше, то пыталась превратить в райский шалаш одну из кают яхты. Она то уводила очередного избранника на горный луг ближайшей возвышенности, то милостиво впускала в эту спальню, чтобы, разбросав постельное белье по коврам, метаться по ним в поисках ласк и наслаждений, не находя в конечном итоге ни того, ни другого, ничего, кроме опустошенности пресытившейся и в то же время вечно неудовлетворенной самки.

Луна взобралась на вершину Скалы Любви, облачая в мягкое голубоватое сияние часть обрамленного окном поднебесья. На его фоне силуэт Марии-Виктории представал статуей оголенной блудницы работы неизвестного мастера, очаровывавшей своими телесами каждого, кто был допущен в спальню княгини, освящавшей своими грехами её ложе…

Любовные забавы, которым Сардони предавалась на острове вместе со Скорцени, словно бы разбудили в ней, разбередили все то поглощающе сексуальное, что до поры до времени каким-то образом утаивалось ею, подавлялось, развеивалось в суетной обыденности.

Первым, кому она однажды жертвенно отдалась на этом островке, был Морской Пехотинец. Княгиня усадила его на весла и заставила грести к острову. А когда в бухте Скалы Любви они достигли мелководья, Мария-Виктория разделась до купальника, сошла с лодки и побрела к миниатюрному, как и все в этой бухте, песчаному пляжу.

— Чего вы ждете, сержант? — рассмеялась она, поняв, что Шеридан попросту не знает, как ему вести себя. — Пока я вернусь и переверну ваш челн?!

— Пока что не пойму, почему мы здесь.

«Господи, — сказала себе Сардони, — что же ты со своей строгостью наделала! Ты совершенно разучила мужчин чувствовать себя рядом с собой мужчинами. И вот результат…».

— Кажется, этот остров кто-то назвал Скалой Любви, разве не так? — молвила Мария-Виктория.

— Это единственное, в чем вы можете не сомневаться.

— Тогда какие объяснения вам еще нужны? Вы ведь привозили сюда нашу всеми любимую шведку Кристину и, говорят, долго не церемонились.

— Если вам угодно будет выслушать собственное мнение сержанта морской пехоты, — начал было Шеридан со своей маниакально любимой, но и столь же маниакально бессмысленной фразы, — однако хозяйка виллы беззастенчиво прервала его:

— Лучше представьте себе, что здесь с вами все та же шведка или девица из сингапурского борделя. И покажите, как это все могло бы выглядеть. Поверьте, мне это тоже интересно…

— Не может быть.

— Почему?

— Потому что тогда совершенно непонятно, какого дьявола до сих пор вы вели себя, как непорочная Дева Мария у ворот рая.

— Не будьте негодяем, сержант.

— Понял.

Шеридан настороженно осмотрелся по сторонам, как человек, который предчувствует, что его заманивают в ловушку, но, так ничего и не обнаружив, не раздеваясь, в брюках и рубашке, побрел вслед за соблазнительницей.

В первый раз он захватил ее сзади, и свободной рукой принялся оголять себя и ее, но у Марии-Виктории вдруг сработал инстинкт самозащиты, а может, это вдруг ожили гены аристократки, подкрепленные навыками рукопашного боя, полученными в школе разведки…