Так толкует это слово Ожегов (Словарь русского языка, состав. С. И. Ожегов, третье издание, М., 1953 г., с. 314).
Сразу же хочу предупредить, что все последующие сноски, комментарии и примечания в моем романе будут следовать, набранные мелким шрифтом, непосредственно за текстом, к которому они относятся.
Это сделано исключительно для того, чтобы не затруднять ваше чтение. К тому же, как правило, примечания и комментарии или вовсе пропускают, или прочитывают после прочтения всей страницы, а этого мне бы не хотелось, так как они играют, смею думать, наиважнейшую роль в моем романе.
Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука!
Вот же ж автор, обещал, ведь, обещал, что больше не будет эпиграфов. Ан, нет, не удержался.
Эпилог к чему?
Эпилог к этому роману, господа читатели, будь он неладен!
Этот пушкинский эпиграф используется во второй раз в романе. На это есть веские, хотя и сомнительные обстоятельства.
Понимаю, вы удивлены. Я сам удивлен.
А почему я его проказником назвал, вы узнаете очень скоро.
Да, кстати, все дальнейшие свои примечания я буду, за редким исключением, графически оформлять, как ваш писатель оформлял: мелким шрифтом и вслед за тем текстом, к которому эти примечание относится.
Уж не знаю, как теперь мне и называть этот роман?
В общем, стал он мне диктовать продолжение этого романа!
Точно Чичиков фамилию историка не помнил, запамятовал. Думаю, специально запамятовал. Скажу даже больше. Сам он это сочинил! Перечитайте Ключевского — не найдете. Правда, в подтверждение, как бы этого эпиграфа, он мне эту книжку на следующий день принес, но в руки не дал. «Читайте, — крикнул он мне и открыл ее на нужной странице, — если мне не верите!» Я прочел — и тут же эта книга растворилась в воздухе.
Сии слова были сказаны нашим Великим императором о нашем Великом полководце Александре Васильевиче Суворове. Император, как всегда, слукавил. В ангельский чин не императоры производят.
На этом месте я прерву на мгновение свой, так сказать, роман-сон, хотя, конечно, думаю, что дальнейший наш разговор с Павлом Петровичем будет не совсем понятен вам, но мне очень хочется, чтобы и вы, как Павел Петрович, в удивление невообразимое пришли!
Разумеется, эту главу можно было написать совсем не так — да и всю эту четвертую часть моего романа первого. Но что было, то было! И поэтому я оставил все — как есть, т. е. в первобытном виде: как Павел Петрович мне внушил. Я потом его спросил: — «Ну что, Павел Петрович? Как мне роман этот подписывать? На авторство свое претендуете?» — «Претендую! — ответил он мне. — Пусть останется ваше имя — Николай, а фамилия я потом скажу!» Но так и не сказал. Я потом сам ее, как говорится, вычислил.
Кстати, хочу сказать, что эти фрагменты моего романа второго я в роман свой первый включил лишь потому, что они мне снились, когда я этот роман писал — и, смею думать, они художественно оправданы. Без них бы … В общем, мне кажется… Впрочем, вам решать!
