Фехтовальщица - [158]

– Иуда! Убью! – воскликнула фехтовальщица, швырнула в Марени ступкой и бросилась к задним дверям.

– Горже, Жигон, берите ее! – ловко уклонившись от летящей кухонной утвари, скомандовал полицейский.

На пути Женьки тотчас встали два солдата, но помощь ей вдруг пришла, откуда никто не ожидал. Ксавье отбросил кружки с вином, прыгнул и повис на ноге одного из солдат. Другой, споткнувшись о мальчика, повалился прямо на ведро с помоями. Сыскник оттолкнул в сторону Матье. Загремела падающая посуда. Шарлотта закричала и отшатнулась. Женька стала прорываться к выходу в трапезную. Марени схватил ее за руку. Она выдернула из-за подвязки нож и вонзила острое лезвие в его поджарое тело. Он вскрикнул и разжал пальцы. Фехтовальщица оттолкнула с дороги визжащую Лизи и выскочила через трапезную на улицу. Пугая своими шальными глазами и окровавленным ножом прохожих, она стремительно понеслась в неопределенном направлении. Вслед раздался выстрел. Девушка резко свернула в первый попавшийся переулок, потом в другой, третий, где со всего разбега наскочила на мальчишку, тащившего какой-то увесистый тючок. Мальчишка отлетел в сторону и упал, тючок развалился, покатились в грязь серебряные тарелки…

– Чтоб тебя, проклятая курица! – взвизгнул мальчишка, но тут же осекся, увидев в руке у «курицы» нож. – Будь я покойник!.. Добрая госпожа?!..

– Жан-Жак?..

– Чего уставилась? Мне тикать надо! Пошла с дороги!

– Сам пошел!

Женька оттолкнула пацана и, не оглядываясь, понеслась дальше.

– Тожа тикаешь? – вдруг, прерывисто дыша, спросил кто-то сбоку.

Фехтовальщица покосилась на Жан-Жака, а это был он, но не ответила. Мальчик схватил ее за руку и потянул за собой куда-то вниз.

– Вставай на коленки и ползи, пока свет не покажется! – велел он. – Шибче! А то сзади прищемют!

Женька сунула нож за подвязку, нагнулась и полезла вперед, распугивая крыс и задыхаясь от жуткого зловония. Ее затошнило, но она не останавливалась и ползла дальше, вляпываясь в темноте в какие-то смердящие скользкие кучи и, стараясь не думать о том, что это такое. Тиски необходимости, в которые были сейчас зажаты ее чувства и мысли, не позволяли ей ужасаться той темной дороге, по которой она продвигалась в стремлении скорее увидеть свет в конце этого отвратного воровского лаза.

Жан-Жак, сдабривая нелегкий путь отборной недетской руганью, с той же настойчивостью полз следом.

Наконец, где-то вдали забрезжило слабое свечение, и оба беглеца выбрались на поверхность. Спугнутые их неожиданным появлением, слетели с мусорной кучи вороны.

– Вот чумная кошка! – не успокаивался мальчик. – Таковское добро из-за тебя потерял, чертова госпожа! Я думал, прачка дурная скочет! Ты чего в одеже такой и с ножиком? Собаку что ли прирезала?

– Сыскника… Марени, – тяжело дыша и продолжая нервно шарить по округе глазами, ответила девушка.

– А, так это Лисицу, что ли? Шутишь небось!

– Не до шуток мне сейчас.

– А чего стряслось-то?

– Ловят меня.

– Во как! За что?

– Из тюрьмы сбежала.

– Из тюрьмы-ы? – присвистнул Жан-Жак. – Из какой?

– Из Бастилии.

– Ух, ты! А чего тебя туды сунули?

– За убийство графа д’Ольсино. Пошли куда-нибудь отсюда, мне нужно смыть с рук это дерьмо.

– Пошли к реке.

Мальчик дворами повел фехтовальщицу к реке. При этом он не переставал таращить глаза и раздувать ноздри от смешанных ароматов метаморфоз, которые происходили перед его закаленным носом с девушкой, которую он когда-то назвал «доброй госпожой».

– Послушай, так это ты – маркиза де Шале?

– Тише. Да.

– Вот чумная собака! Так за тебя, говорят, большие денежки дают!

– Дают. Продать думаешь?

– Почто позоришь? Мы своих не продаем! Таковские «продавцы» быстро будут с каменюкой на шее в Сене купаться!

– А разве я своя?

– Раз Лисицу подколола, значит, своя. Я ишо помню, как ты того нарядного дядьку по уху шарахнула. Это по-нашенски! У нас девки тоже бесноватые! Как начнут драться, только космы летят да зубы, у кого ишо есть.

– А за что дерутся-то?

– Как за что? За барахло да за полюбовников. За что ишо вам драться?

Женька засмеялась.

– Ты неглупый пацан, Жан-Жак, тебе учиться надо.

– А я учуся! Как принесу дюжину серебряных тарелок, Герцог обещал на дело с Художником отправить.

– С художником? Ты рисуешь?

Жан-Жак захохотал.

– Ага! Художник, он ножичком рисует, чуешь?

– И ты тоже так хочешь?

– Я хочу, как Арно Волк большой дом грабить.

– Зачем?

– Чтобы знали меня и боялись.

– Тогда я ошиблась, ты еще глупый пацан, Жан-Жак.

– Чего?

– Поэтому учиться тебе все равно надо.

– Сама глупая! Из-за тебя таковское барахло сронил!

На реке Женька и Жан-Жак кое-как смыли с себя грязь воровского лаза. Горячка погони схлынула, под сорочку стал проникать осенний холод. Мальчик был более привычен к уличной жизни, но тоже продрог.

– К лодочнику пошли, – сказал он. – Он тут близко живет.

– Лодочник – это прозвище?

– Не-е, – засмеялся мальчик. – Это просто лодочник. Единожды от стражников меня укрыл. Надо только полено где-нибудь стянуть. У него печка есть, может еще рыбкой покормит.

Женька и Жан-Жак стянули полено с первого же, доступного чужому проникновению, двора и бежали с ним под визгливые крики хозяйки почти до самого домика лодочника.