Фехтовальщица - [147]

– Но я не могла!

– Почему?

– Как почему? Мне самой угрожал арест из-за де Жуа!

– Ну, вот видите! В чем же ваше отличие от графа д’Ольсино, сударыня?

– Что вы сравниваете? Какое-то отрезанное ухо и убитые дети!

– Возможно, граф когда-то начинал с того же самого. Завтра мы поговорим о Себастьяне де Барбю. Я уверен, что это тоже ваших рук дело.

Женька снова думала о побеге и, совершенно измучившись, решила все-таки сделать ставку на Дервиля и начать выстраивать мост к спасению на сваях его поздних чувств. Где-то рядом еще иногда раздавался тихий голос совести, но занятая мыслью, во что бы то ни стало вырваться из рук королевского правосудия, фехтовальщица его уже не слушала. Дерзкие проекты подстегивало и ее видение нового пути к мирному финалу. «Удачный побег, героиня соединяется с возлюбленным и уезжает в другую страну, – подумала она в одну из ночей. – Да, такой финал будет даже эффектней! Да-да, это то, что нужно!.. Вот только Дервиль… Ничего, я придумаю что-нибудь и для него».

Во время новой незаконной прогулки на стене фехтовальщица решилась и сказала коменданту:

– Я хочу… уйти отсюда, сударь.

– То есть, бежать?

– Да.

– Вы признались мне, потому что рассчитываете на мою помощь?

– Рассчитываю.

– Меня повесят, сударыня.

– Бегите со мной.

– С вами?

– Да… в Америку.

– Америка – это чудесно… – лицо Дервиля расправилось, посветлело. – Но у меня семья, сударыня.

– Уезжайте с семьей. Вы же говорили, что в Америке много земли и там живет ваш брат.

Дервиль совершенно смутился. Он посмотрел куда-то за невидимый в ночи горизонт, а Женька замерла, хорошо понимая, что любое слово сейчас, неправильно сказанное ею, мгновенно разрушит хрупкую конструкцию дерзких замыслов до основания.

Комендант помолчал, потом оторвал взгляд от невидимого горизонта и спросил:

– У вас уже есть план, сударыня?

– Да. Я хочу спуститься со стены по веревке.

– Это очень высоко.

– Я слезу, у меня сильные руки и тренированное тело.

– Да, тело…

– Главное, чтобы хватило длины веревки, и меня никто не видел.

– Что ж, там есть одно место со стороны старого рва. Стража туда не ходит. Осенью во рве всегда стоит вода. Потребуется помощник и деньги. Деньги я достану, а вот помощник…

– У меня есть такой человек. Я завтра напишу записку.

– Вы напишите ее сейчас.

– Сейчас?

– Да, в моей комнате, а утром… я провожу вас в камеру.

– Утром?.. – Женька усмехнулась. – Вы же говорил, что ничего не потребуете взамен.

– Речь теперь идет не о вязанке дров, сударыня, – чуть хриплым от волнения голосом произнес Дервиль. – Вы согласны?

– Я думала о вас лучше, сударь.

– Я сам думал о себе лучше, но я всего лишь комендант тюрьмы и мужчина, а не герой рыцарского романа. Простите, сударыня. Если вы не согласны, то просто забудем об этом разговоре. Я никому не скажу, о чем вы просили.

– … Мне надо подумать.

Дервиль кивнул, и девушка отошла в сторону, чтобы спокойно решить, что было для нее важнее – сохранить чистоту фехтовального колета или ту реальную плоть, которую он собой прикрывал. Одно ей стало в себе ясно – она больше не жалела Дервиля, и думала о нем только рассудком, будто решала какую-то отстраненную математическую задачу. Ей важно было освободиться от капкана, в который ее загнали, и это яростное желание напрочь вымарывало из алгоритма продуманных действий лишние эмоции, сантименты и чувства. Осознание всей тяжести своего положения помогло принять решение.

– Я согласна, сударь, – вернувшись к коменданту, холодно сказала фехтовальщица. – Идемте к вам. Я напишу записку, но останусь до утра только тогда, когда придет положительный ответ.

Дервиль склонил голову и почтительно поцеловал ее прохладную руку.

– Вы так юны, но так… великолепны, сударыня, – прошептал он.

Комендант провел девушку в свою комнату. Похожая на оазис свободной жизни в сумраке неволи, она выглядела по-домашнему, но Женька не обманывалась, чувствуя за шпалерами холодные непробиваемые стены. Комендант практически жил здесь, покидая Бастилию только два-три раза в неделю, поэтому в комнате находилась и кровать. Женька покосилась на ее тяжелый полог, потом села за стол и написала записку. Она писала де Ларме.

– Ответ господин де Ларме должен написать сразу, – сказала она коменданту. – И пусть припишет имя того, за счет кого он получил офицерскую должность.

– Зачем?

– А вдруг вы сами напишите мне ответ, сударь? Имя, о котором я говорю, знает только он и я.

– Вы предусмотрительны не по годам, сударыня.

Дервиль обещал выполнить все, как ему было сказано, спрятал записку под стельку сапога, а потом проводил девушку в камеру.

В эту ночь фехтовальщице снился ее безумный побег, опасное скольжение по веревке вдоль тюремной стены и внезапное падение в грязную воду старого рва… Проснувшись, она продолжала продумывать детали, и безумная затея казалась ей вполне осуществимой. Одно не устраивало в ней фехтовальщицу – близость с Дервилем. От этой мысли ее даже стало подташнивать, и она еле доужинала, хотя отсутствием аппетита не страдала.

Дервиль пришел около полуночи, но повел ее не на стену, а к себе. В комнате был накрыт стол, и горели свечи. Девушка остановилась и посмотрела на коменданта.