Федор Волков - [4]

Шрифт
Интервал

Довольны были девки и молодухи, не могли сдержать слез от смеха и, раскрасневшись, прикрывали платочками свои лица.

Вожак пошептал что-то медведю на ухо, тот закивал головой.

— Ага! Он все сам видал, — пояснил смотрельщикам вожак.

Много еще всяких чудес показывал Михаил Иваныч честным людям: и как бабушка Ерофеевна блины печь собралась, да только руки сожгла да от дров угорела, и как Мартын к заутрене идет, на костыль упирается, тихо вперед продвигается, и как барыня в корзинку яйца складывает.

Потом, как и заведено, вожак с медведем обошел с шапкой по кругу, и народ стал расходиться.

— Деда, а теперь мы куда?

— На бечевник, внучек: на длинную дорожку бурлацкую. Поглядим, может, кого и встретим. Чай, и мои следы на ней остались.

Сгорбился дед и пошел косолапя. Видно, вспомнил старый свою молодость, и набросила на него память старую бурлацкую лямку…

На взгорье, прежде чем спуститься, дед приметил артель.

— Как, внучек, человек двести будет?

Федюшку отец, как наследника купеческого дела, учил счету с пяти лет, он быстро прикинул глазом.

— Будет, деда. Не боле…

— А теперь, стало быть, считай: на каждые десять тысяч пудов груза тридцать-сорок бурлаков. Сколь же они, бедолаги, тянут?

Для Федюшки это не задачка.

— Пятьдесят тысяч пудов, деда!

— Молодца… Стало быть, вон их струг стоит. Для дощаника и насада много больше людей нужно. Айда, походим.

Они спустились на бечевник и медленно пошли вдоль берега. Под огромным чугунным котлом еще тлели головешки — артель отобедала и теперь отдыхала. Кто, опрокинувшись навзничь, спал, прикрыв лицо шпильком — валянной из шерсти шляпой, напоминавшей глиняный горшок, кто чинил свою немудреную рухлядь. Молодой мосластый парень прижимал к растертому лямкой плечу какую-то травку и кривился то ли от боли, то ли от облегчения.

На деда с Федюшкой никто даже не взглянул. У струга несколько человек чинили распластанный на бечевнике парус. Харитон Григорьевич снял картуз, поклонился:

— Мое почтение, добрые люди. А кто ж у вас водоливом нынче будет?

Упираясь руками о парус, тяжело поднялся, растирая затекшую спину, лохматый, черный, как цыган, бурлак. В ухе его блестел медный одинец.

— Ну, я, стало быть. А чего надобно?.. — Он сдвинул тонкие черные брови и вдруг тряхнул кольцами кудрей. — Волк! Ты, что ли?

— Лоскут!

Дед Харитон обнял водолива, и тот скрылся в его могучих объятиях. Они отодвинулись друг от друга и снова обнялись.

— Живой, сивый мерин, — ласково бормотал Лоскут и, заметив Федюшку, спросил: — Внук, что ли?

— Он самый — Федюшка. Племяша моего сынок. Ты-то как? Все ходишь?

Лоскут осторожно пощупал одинец, будто проверяя, не потерялся ли, и зло сплюнул.

— Хожу… Мне уж теперь ни детей, ни внуков не видать. А ты, слыхал, в купцы записался?

— В купцы, — почему-то смущенно ответил дед и добавил: — В сермяжные. Какая торговля! Для торговли деньги нужны…

— Ну-ну, — не то осуждающе, не то одобрительно пробормотал Лоскут. — Дружка-то своего видал?

— Кого это? — встрепенулся дед.

— Жегалу… Вон он. Подойди. Беда мне с ним. На Ильин день нам в Рыбинске быть, а я без шишки!

Посмотрел Федюшка на водолива и действительно приметил, что был тот без шишки. И зачем она ему? Непонятно…

— Что за беда-то?

— Ослеп твой Жегала… Доходился…

Федюшка обернулся и увидел у откоса одиноко лежащего человека.

— Ну, прощай, Лоскут. Не поминай лихом.

— И ты прости. — Лоскут опустился на колени и стал зло орудовать иглой.

Дед направился к Жегале.

— Деда, а чего Лоскут такой злой? Что у него шишки нет?

Харитон Григорьевич грустно усмехнулся.

— Глупенький… Лоскут — водолив, голова в артели. На нем весь груз и артельные деньги. А Жегала — шишка, он самый сильный, и в лямке его место впереди. Без шишки никак нельзя… Он и запевала артельный. Как пел, как пел Жега-ала!..

Бурлак лежал ничком, вытянувшись во весь рост и уткнувшись лицом в скрещенные жилистые руки. Вылинявшая синяя рубаха с закатанными рукавами бугрилась на его крутых плечах. Харитон Григорьевич опустился на корточки у его изголовья и тихо позвал:

— Жегала… А, Жегала…

Бурлак не двинулся, хотя видно было, что не спит, — заметил Федюшка, как нетерпеливо пошевелил он пальцами босых ног.

— Жегала, это я — Харитон…

— Какой еще Харитон? — глухо выдавил бурлак, не поднимая головы.

— Харитон Волк. Неуж забыл?..

Жегала медленно приподнялся и, глядя мимо деда, протянул руку, кончиками пальцев ощупал лицо и упал головой к нему на грудь. Не слышно было его плача, только бугристые плечи тряслись и весь он вздрагивал и дергался, как в припадке.

— Ну, ну, Жегала… Не надо, Жегала… — Дед, будто маленького, гладил его по голове, по вздрагивающей спине, а у самого слезы текли по морщинистым щекам, и ничего не мог он поделать с собой.

Почувствовал Федюшка, что и его начинают душить слезы, отца вспомнил — как-то он там? — не выдержал и разрыдался во весь голос, обхватив деда за шею тонкими ручонками.

— Кто это, Харитон?.. Плачет-то чего?

Харитон Григорьевич вытер ладонью мокрое лицо Федюшки, вздохнул судорожно.

— Внучек это мой, Жегала. А плачет потому, что отца, видно, вспомнил, плох он у него.

— Эх, жизнь наша! — скрипнул зубами Жегала, поднял лицо к небу и закрыл невидящие глаза.


Еще от автора Константин Васильевич Евграфов
Николай Крючков. Русский характер

В советском кино Николай Крючков – фигура знаковая и эпохальная. Как Жан Габен – во французском. В молодости ему доставались роли «парней с рабочей окраины» – бойкие, задорные, романтичные («Трактористы», «Парень из нашего города»). В зрелые годы это были образы современников – разнохарактерные, но всегда психологически острые («Дело Румянцева», «Суд»). Под конец жизни – умудренные опытом старики («Горожане», «Осенний марафон»). Но в каждой роли, в любом фильме Николай Афанасьевич неизменно оставался самим собой.


Рекомендуем почитать
Морской космический флот. Его люди, работа, океанские походы

В книге автор рассказывает о непростой службе на судах Морского космического флота, океанских походах, о встречах с интересными людьми. Большой любовью рассказывает о своих родителях-тружениках села – честных и трудолюбивых людях; с грустью вспоминает о своём полуголодном военном детстве; о годах учёбы в военном училище, о начале самостоятельной жизни – службе на судах МКФ, с гордостью пронесших флаг нашей страны через моря и океаны. Автор размышляет о судьбе товарищей-сослуживцев и судьбе нашей Родины.


Сурков Владислав Юрьевич. Главный идеолог современной России

Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.


Старовойтова Галина Васильевна. Советник Президента Б.Н. Ельцина

Всем нам хорошо известны имена исторических деятелей, сделавших заметный вклад в мировую историю. Мы часто наблюдаем за их жизнью и деятельностью, знаем подробную биографию не только самих лидеров, но и членов их семей. К сожалению, многие люди, в действительности создающие историю, остаются в силу ряда обстоятельств в тени и не получают столь значительной популярности. Пришло время восстановить справедливость.Данная статья входит в цикл статей, рассказывающих о помощниках известных деятелей науки, политики, бизнеса.


В сводке погоды - SOS

Валентин Иванович Аккуратов встретился с главным героем этой документальной истории в Арктике в тяжелые годы войны.Григорий Бухтияров был одним из тех молодых людей, которые пришли в Арктику перед самой войной по призыву комсомола. Пришли, чтобы осваивать берега и просторы Ледовитого океана, где пролегал Северный морской путь. До этого Бухтияров никогда не бывал в Арктике, готовился стать учителем, но, увидев ее однажды, навсегда связал свою судьбу с ней. Он освоил профессии метеонаблюдателя, охотника, повара, плотника, каюра, то есть научился всему тому, что необходимо было для жизни и работы в условиях полярных зимовок.Когда фашисты напали на нашу страну и вражеские корабли и подводные лодки появились в северных водах, советские полярники, летчики, моряки встали на защиту родной Арктики.


Страницы жизни Ландау

Книга об одном из величайших физиков XX века, лауреате Нобелевской премии, академике Льве Давидовиче Ландау написана искренне и с любовью. Автору посчастливилось в течение многих лет быть рядом с Ландау, записывать разговоры с ним, его выступления и высказывания, а также воспоминания о нем его учеников.


Воспоминания о Юрии Олеше

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.