Федор Алексеевич - [14]

   — Не волнуйся, Тима. Главное, за чей-нито угол не зацепи. А дорогу я буду подсказывать.

   — Да я знаю путь-то к Кремлю. А всё боязно, а ну — царь.

   — В огонь лез — не боялся, а тут заробел.

   — Огонь что. К нему я в кузне навык.

   — Ну раз путь к Кремлю знаешь, правь к Спасским воротам.

Прокачавшись по ухабам Варварки, карета выехала на Красную площадь и, минуя Лобное место, направилась к Спасским воротам. Тимка обернулся к хозяину: а теперь, мол, куда? Апраксин махнул рукой на Спасские ворота: прямо.

«Мать честна! В Кремль!» — обомлел Тимка и едва вожжи не выронил. Тут его сами кони выручили, бежали-то привычным путём. Пронеслись сквозь гулкие ворота и сразу поворотили налево, где стояло уже с десяток карет.

   — Правь вон к жёлтой, — крикнул Апраксин. — Это нарышкинская, мы всегда около становимся.

Тимка тут уж взялся за ум, малость очухался от испуга, подкатил к нарышкинской карете ось в ось, так что его кони с нарышкинскими стали ухо в ухо.

   — Ну молодец, Тима, — похвалил Апраксин, выставляя ногу на подножку. Сойдя на землю, полез в карман, достал две медные монеты, протянул Тимке:

   — Возьми.

   — Да вы что, Матвей Васильевич, — вытаращил глаза Тимка. — Да рази я за деньги.

   — Возьми, дурачок. Тут два алтына. Они тебе ох как сгодятся, — и подмигнул хитро. — Бери, говорят.

Куда денешься, хозяин велит, пришлось взять. Апраксин не спеша направился к крыльцу. И ещё он не взошёл на него, как около Тимки появился добрый молодец, тоже, как и Тимка, в дорогом кафтане.

   — Ага!— Потёр он радостно руки. — Новенький. А? Как зовут-то?

   — Тимка... Кхы... Тимофей.

   — Ну а я Иван Орёл, нарышкинский держальник. Так что, Тимофей, с тебя въездные полагаются.

   — Какие въездные? — удивился Тимка.

   — Вот те на, — вскричал Орёл, явно обращаясь к другим кучерам, направлявшимся в их сторону. — Он в Кремль въехал, и ещё спрашивает «какие въездные». Давай-ка, Тимофей, угощай всех.

   — А сколько надо?

   — Два алтына на вино и закуску.

И тут-то Тимка сообразил, зачем дал ему стольник два алтына: «Ай да умница, Матвей Васильевич. Да за такого хозяина я жизни не пожалею».

   — Ну что ж, въездные так въездные, — сказал он и с солидным видом полез в карман портов и вынул деньги. — Держи, Иван.

Орёл поймал деньги, подмигнул весело.

   — Я мигом до Охотного сбегаю. Посмотри моих коней, Тимка.

   — А ежели твой боярин явится?

   — Не явится. Они там в передней дотемна лавки протирают, до ветру боятся отлучиться. А ну как государь потребует. Так что успеешь ещё и выспаться в своей карете.

Держальник нарышкинский и впрямь скоро обернулся. Притащил четверть водки и десятка два пирожков с требухой.

   — А во что будем наливать-то?

   — У кого есть посудинка какая?

   — Да у меня колокольчик есть под облучком, — назвался один из кучеров.

   — С язычком?

   — То-то что без язычка.

   — Подойдёт. Тащи.

Принесли бронзовый колокольчик, налили первому.

   — Кому?

   — Ведомо, новичку, а посля Ваньке.

Так Тимка Пройдзисвет оглоушил в Кремле первый «колоколец» с водкой, но пред тем как выпить, сказал, что пьёт за государя. Ранее никогда не пивший, но не желая в этом признаваться, он лихо опрокинул в рот содержимое колокольчика и взял пирог. Тимка почти сразу же опьянел, и тут же полюбил всех держальников. Все пили по очереди и брали по пирожку.

   — Как я вас люблю, братцы. Какой вы все хороший народ, — лепетал Тимка и лез ко всем обниматься, дабы показать свою любовь и приязнь. — Мы все держальники как семья едина.

В самый разгар попойки подошли два стрельца.

   — Кто тут Иван Орёл?

   — Ну я, а что? — обернулся к ним нарышкинский держальник.

   — Слово и дело государево, — чётко и громко произнёс один из стрельцов.

Все словно окаменели, ужас явился на лицах, сам Орёл побледнел и, кажется, сразу протрезвел.

   — Да вы что, братцы, — кинулся к стрельцам Тимка, но его тут же ухватили за полы новые его товарищи.

   — Нишкни, дурак.

   — Может, и ты с нами хошь? — недобро усмехнувшись, спросил стрелец.

   — Нет, нет. Это он спьяну, — вступились за Тимку. — Он ещё первый раз, без понятнее. Молчи, дурень.

К удивлению Тимки, с Ивана Орла сразу слетела вся бравада, он, не сказав ни слова, молча последовал за стрельцами.

   — Куда они его? — спросил Тимка.

   — К тёще на блины, — зло буркнул один из держальников и пошёл к своей карете.

Но другой пояснил:

   — В пытошную, Тимофей.

   — За што?

   — Они найдут «за што». Болтнул где лишнее, вот и загудел.

В пытошной, в одном из подвалов Кремля, куда привели Ивана, было сумрачно и несколько дымно от кадившей в углу печки. Трёхсвечный шандал, стоявший на столе, освещал бумаги и подьячего. Остальное помещение и пытошные орудия едва угадывались. Два или три человека стояли у стен, один сидел за спиной подьячего, и именно этого признал Иван Орёл. Это был боярин Милославский Иван Михайлович.

Орла поставили перед столом, подьячий взял перо, макнул в чернильницу. Боярин спросил:

   — Ну что, голубь, может, так, без кнута и дыбы изволишь повиниться?

   — В чём, боярин?

   — Ай запамятовал? Что ты со своим господином Иваном Нарышкиным умышлял супротив государя?