— Пли!
Т-р-р-р-р… — раздалось частою дробью, огонь опоясал наши ряды, дым на мгновенье закутал нас, и я видел только вздыбившихся коней.
Через мгновенье мы увидели, как во все стороны назад скачут всадники, а вокруг нас лежат убитые кони и люди.
Раздался барабанный бой.
В наших рядах послышался смех.
— Молодцы, ребята, поздравляю! — закричал Неверовский, — видите, я говорил правду. Благодарю!
— Рады стараться! ура! — закричали мы.
— Теперь нам до того леска дойти только! — сказал нам генерал.
— Шагом марш! — и мы двинулись вперед.
Не прошли мы и четверти версты, как снова на нас помчалась кавалерия Мюрата.
— Стройсь! смирно! Готовсь! тревога! пли! — и снова, как на ученье, мы отбили атаку.
Двинулись опять, успели пройти версту и снова атака.
Всадники совсем приблизились к нам. Раздались залпы. Кавалерист, наскочивший совсем на меня, запрокинулся и, падая, кинул в меня саблю. Она с силой вонзилась мне в плечо. Я успел ее отбросить, но левая рука моя повисла бессильно, и в ту же минуту я стал терять сознание.
Очнулся я от криков.
Мы стояли опять сплоченной массой. Вокруг нас скакали на конях французы и кричали нам:
— Мете во зарм!
Это значило: «Сдавайтесь!»
А наши солдаты кричали:
— Возьмите нас! умрем, а не сдадимся!
Я выпрямился.
— Осторожно, ваше благородие! я завязал вам ручку, да слабо. Ишь, кровь идет!
Я оглянулся. Подле меня стоял мой Федька-Звонарь.
— Ты мне помог? — спросил я.
— Не бросить же вас, — просто ответил он.
В это время барабаны забили отбой. Ряды выстроились и двинулись вперед. Неприятель скакал за нами. Надо было торопиться. Я сделал несколько шагов и зашатался.
— Держите меня за шею! так!
Федька-Звонарь подхватил меня за спину и понес. Мы почти бежали. За спиной было слышно фырканье неприятельских коней.
— Брось меня, — сказал я Федьке.
— Не трепыхайтесь, — ответил он. — Стройсь!
Он опустил меня подле себя па землю. Снова мы отбили атаку и снова двинулись вперед. Федька опять взвалил меня себе на спину.
Так он вынес меня из сражения.
Мы успели перейти речку в 12 верстах от Смоленска, и атаки кончились.
Мюрат был сконфужен.
15 000 его всадников не могли справиться с 3000 наших.
В Смоленске мне перевязали плечо, и я не оставлял строя, но не будь Федьки-Звонаря — я бы остался на поле битвы. Быть может, меня бы взяли в плен; быть может, растоптали бы кони.
Я позвал к себе Федьку.
— Ты спас мне жизнь, — сказал я. Он молчал.
Мне стало совестно. Я ничего, кроме худого, не сделал этому человеку. Мы были одни. Я обнял его.
— Прости меня, — сказал я и заплакал.
Я записываю это, потому что не стыжусь своих слез. Это были слезы чистого раскаяния. С той поры я не ударил ни одного своего дворового.
— Барин, ваше благородие! — заговорил Федька и упал мне в ноги.
Мы оба плакали.
Я выпросил его у командира себе денщиком и с той поры не расставался с ним. Вместе мы сделали походы 12, 13 и 14-го года; после я освободил его от службы, и он остался со мною моим камердинером, моим другом.
Отступление нашего отряда с Неверовским во главе в военной истории должно почитаться геройским делом.
3000 билось против 15 000 и осталось непобежденным.
Наполеон Бонапарте, когда узнал про это дело, пришел в ярость. Если б Мюрат осилил нас, уничтожил или взял бы в плен, он бы без всякого препятствия занял Смоленск и вся история 12-го года была бы тогда иная, по — «С нами бог» и он не допустил этого.
