Федералист - [52]

Таковы были последствия порочного принципа, лежавшего в основе этого примечательного образования. Если бы Греция – говорит вдумчивый исследователь ее судьбы – объединилась в более тесную конфедерацию и держалась за свой союз, Греция никогда не попала бы под пяту Македонии и, возможно, оказалась бы камнем преткновения для широких замыслов Рима. [c.130]

История Ахейского союза, под каковым названием известно еще одно объединение греческих республик, также в высшей степени поучительна.

Этот союз был скреплен куда более тесными узами и строился на более мудрых началах, чем в предшествующем случае. И поэтому, хотя он и не избежал такого же конца, вряд ли в равной степени его заслуживал.

Города, входившие в Ахейский союз, сохраняли за собой внутреннюю автономию, назначали муниципальных должностных лиц и пользовались полным равенством. Сенату, в котором все они были представлены, принадлежало безраздельное и исключительное право решать вопросы войны и мира, посылать и принимать послов, заключать договоры и союзы с другими государствами, назначать главное должностное лицо, или претора, как его называли, который стоял во главе союзных армий и не только правил в промежутках между заседаниями сената, опираясь на совет и согласие десяти сенаторов, но и играл очень значительную роль во всех дебатах в сенате, когда тот собирался. Согласно первоначальному уложению назначались два претора, правившие совместно, однако, исходя из опыта, впоследствии предпочли правление одного.

Объединенные Ахейским союзом города, очевидно, имели единые законы и обычаи, единые меры веса, линейные и прочие меры, единые деньги. Трудно, правда, сказать, было ли это результатом нахождения их под эгидой федерального совета. Несомненно одно: города эти были некоторым образом вынуждены принять единые законы и следовать единым обычаям. Когда же Филопомен включил в состав союза Лакедемон, учреждения и законы, введенные Ликургом, были упразднены и замещены учреждениями и законами, принятыми у ахейцев. Амфиктиония, куда входил и Ахейский союз, предоставила ему полную свободу правления и законодательства. Уже один этот факт свидетельствует о крайнем различии в самом характере обеих систем.

Приходится очень сожалеть, что памятники, сохранившиеся от этой самобытной политической структуры, крайне скудны и сильно попорчены. Располагай мы достоверными сведениями о внутреннем устройстве и повседневной деятельности Ахейского союза, они, без сомнения, послужили бы с большей пользой науке [c.131] федерального правления, чем любой из известных нам экспериментов.

Все историки, занимающиеся Ахеей и ахейцами, отмечают один важный факт. После того как Арат возродил Ахейский союз – как и до того, когда он распался из-за козней, чинимых Македонией, – в действиях правительства было бесконечно больше терпимости и справедливости, а в народе меньше насилия и бунтарства, чем приходилось на любой из городов, не входящий в Ахейский союз и пользовавшийся своими прерогативами суверенитета самостоятельно. Аббат Мабли в своих “Заметках о Греции”*** указывает, что народное правление, которое повсеместно сопровождается волнениями и бурями, ни в одном из городов – членов союза не вызвало никаких беспорядков, ибо там оно умерялось общей властью и законами конфедерации.

Не станем, однако, делать поспешный вывод, будто крамола исчезла начисто и даже в малейшей мере не поражала отдельные города, тем паче будто во всей системе царили должное подчинение и гармония. Напротив, в превратностях и печальной судьбе этих республик просматривается нечто совсем обратное.

Пока существовала Амфиктиония, Ахейский союз, объединявший лишь менее значительные города, не играл существенной роли на политической арене Греции. И когда Амфиктионская конфедерация стала жертвой Македонии, Ахейскую Филипп и Александр пощадили. Однако их преемники повели себя иначе. Они применили к ахейцам политику “разделяй и властвуй”, соблазняя каждый полис какой-нибудь ему одному предназначенной выгодой, и союз распался. Одни города попали под власть македонских гарнизонов, другие – того или иного, порожденного их собственными смутами, узурпатора. Бесчестье и гнет быстро возродили в ахейцах любовь к свободе. Несколько городов вновь заключили между собой союз. Их примеру – как только обнаружилась возможность смести тиранов – последовали и остальные. Вскоре союз охватил почти весь Пелопон-нес. В Македонии знали, что союз набирает силу, но из-за внутренних междуусобиц не сумели этому воспрепятствовать. Вся Греция воспрянула духом и, видимо, была готова объединиться в единую конфедерацию, но ревность и зависть, которую Спарта и Афины питали [c.132] к растущей славе ахейцев, нанесли их усилиям роковой удар. Страх перед мощью Македонии побуждал конфедерацию искать союза с царями Египта и Сирии, которые, получив власть в наследство от Александра, соперничали с правителем Македонии. Происки ахейцев, однако, не имели успеха: царь Спарты Клеомен, искавший случая ущемить своих соседей-ахейцев и, как враг Македонии, сам заинтересованный в унии с египетским и сирийским правителями, сумел разорвать их связи с Ахейским союзом. Ахейцы теперь оказались перед выбором: либо подчиниться Клеомену, либо молить о помощи Македонию, своего недавнего притеснителя. Решили в пользу Македонии. Соперничество между греками всегда открывало этому мощному соседу приятную возможность вмешаться в их дела. Македонская армия немедленно выступила, Клеомен был разбит. Ахейцы вскоре, как это часто бывает, почувствовали, что победоносный и мощный союзник лишь иное название для властелина. Несмотря на унизительные уступки, все, что удалось у него выпросить, – это разрешение сохранить действующие законы. Вскоре Филипп, теперь уже крепко сидевший на македонском троне, своим деспотизмом побудил греков к созданию новых объединений. Хотя ахейцы были ослаблены внутренними неурядицами и восстанием в одном из членов союза, Массене, объединившись с этолийцами и афинянами, они все же подняли знамя противодействия. Однако, несмотря на поддержку, для победы сил у них недостало, и им пришлось вновь прибегнуть к опасному средству – призвать на помощь иноземное оружие. Римляне, к которым они обратились, охотно их удовлетворили. Филипп потерпел поражение, Македония была покорена. К союзу присоединилось еще несколько городов. Но среди его членов пошли споры и раздоры. А римляне их всячески разжигали. Калликрат и другие подкупленные ими вожди превратились в оружие для совращения своих сограждан. Стремясь подбросить как можно больше дров в огонь усобиц и раздоров, римляне поспешили – к немалому удивлению тех, кто верил их искренности, – объявить полную свободу (что было лишь иным названием для независимости членов союза от федерального центра. –