Фаворитки. Соперницы из Версаля - [124]

Луи хмурится, пристально глядя на убегающего внука.

– Он хромает. Надо еще раз послушать, что скажут доктора.

– Не принимайте это так близко к сердцу, – говорю я успокаивающим тоном и одновременно смахиваю с его парика запутавшуюся там осу. Над камзолом, щедро расшитым розами, вьется бабочка: она надеется, что розы настоящие. – Он непоседливый мальчик. Ну, подумаешь, упал со своей деревянной лошадки.

– М-м-м-м. Надеюсь, ты права, как всегда, дорогая моя. А день-то какой чудесный! – Луи откинулся на спинку кресла и поглаживает кошку. Перед прогулкой мы перекусили сыром с персиками в прохладе комнат, выложенных мрамором, а потом предались тихим радостям ласкового теплого дня. Охота на сегодня не планировалась. Несколько собак заболели бешенством, и Луи придется удовольствоваться стрельбой по куропаткам. Попозже – сейчас его егеря готовят мушкеты, а мы пока имеем возможность насладиться миром и тишиной в этом саду.

Я очень дорожу такими часами, позволяющими отвлечься от печальной реальности окружающего мира. Война против Англии и Пруссии продолжается. Наши первые победы затмились серией поражений, и это угрожает тем, что год 1759 может стать одним из худших в памяти французов. Мы сражаемся в наших североамериканских колониях, в Азии, в Африке и, разумеется, поближе к нам самим – в Европе. И повсюду терпим катастрофические поражения.

Я продала правительству некоторые из своих домов – в том числе и любимый мой Бельвю – и присоединилась к тем многочисленным гражданам, которые жертвуют серебро и золото на усиление армии и флота.

В прошлом году Стенвиль (он был тогда удостоен более высокого титула и стал именоваться герцогом де Шуазелем) сменил Берни на посту министра иностранных дел. Сразу же вслед за отставкой Аржансона я отозвала Берни с поста посланника в Венеции и назначила его на освободившееся место, но очень быстро увидела, что его таланты не относятся к области политики. После этого он получил утешительный приз – стал кардиналом.

Когда правительство возглавил Стенвиль-Шуазель, я твердо уверилась в том, что мы сумеем повернуть ход войны в свою пользу. Он отличный министр, очень умный и хитрый. Есть у него и враги: он полон решимости реформировать церковь и прозорливо ищет пути к компромиссу с Парижским парламентом. Те дни, когда парламент безоговорочно повиновался своему королю, ушли в прошлое, и их не воротишь. Я все больше и больше привыкаю полагаться на Шуазеля и чувствую, как груз забот обо всем королевстве уже не так сильно давит на мои плечи.

Я очищаю еще одно яйцо для Луи. Пока он ест, я наблюдаю за ним, не сводящим глаз с играющих мальчуганов. Как он ими гордится и сколько радости они ему доставляют! Мадам Виктория – миленькая глупенькая Виктория – передает все еще плачущего герцога Прованского нянькам и отбирает у конюшего голубя на веревочке. Она покачивает игрушкой перед герцогом Беррийским, давая малышу возможность попробовать свои силы.

– Замечательно, mon petit[30], – слышим мы ее похвалу, когда мальчик вонзает свою шпагу в неподвижную мишень, едва не упав от резкого движения.

– Но я-то попал, когда голубь быстро летал туда-сюда, мне пришлось прыгать вот так! – заявляет старший брат и подпрыгивает, подтверждая свои слова.

– Бедняжка Виктория, – неожиданно вздыхает Луи и печально качает головой.

– М-м-м, – отвечаю я неопределенно.

Мне непонятно, что он имеет в виду, но я ни о чем не расспрашиваю. Ему нравится иметь свои маленькие секреты – что ж, пусть они у него будут. Четыре незамужние Дочери Франции до сих пор живут в Версале. Быть может, существовали какие-то планы выдать их замуж, но планы не осуществились, и теперь четверка образовала нечто вроде двора стареющих ворон во главе с мадам Аделаидой, которой уже без малого тридцать лет. Луи видится с ними каждый день. Его отцовская любовь то вспыхивает, то несколько угасает, но привычный ритуал неизменно соблюдается. И я чувствую, как они постепенно начинают относиться ко мне немного теплее. Совсем немного.

Мадам инфанта[31], старшая дочь короля, некогда бывшая мне откровенным врагом, тоже живет в Версале под каким-то надуманным предлогом, но теперь она стала мне другом. Она надеется, что победа в нынешней войне принесет ей и ее супругу гораздо больше, чем их владения в Парме. Знает она и то, что я со своим влиянием при дворе могу решить ее дальнейшую судьбу.

Два лакея приносят к пруду сделанный из пробки игрушечный кораблик и торжественно устанавливают у самой кромки воды. Оба одновременно отвешивают низкий поклон, когда герцог Бургундский радостно подбегает, чтобы пустить корабль в плавание. Да, хромает он очень заметно. Мальчик сталкивает кораблик в воду и с минуту смотрит на него, потом теряет интерес к этому занятию и возвращается к охоте на чучело голубя.

Две уточки в пруду с любопытством скользят по воде к кораблику и описывают вокруг него круги. «Какие они умиротворенные!» – думаю я, с восхищением наблюдая, как к двум уточкам присоединяется третья. Разумеется, под водой они активно гребут лапками, но на поверхности этого не заметишь – только спокойствие и безмятежная гладь воды. Я прихлопнула муху и невольно усмехнулась: что-то объединяет меня с этими уточками. Ведь я веду множество дел, успеваю повсюду, а на поверхности можно заметить лишь мое безмятежно-спокойное лицо.