Фаворитка Наполеона - [49]

– Подобная осторожность была необходима, графиня. Он должен был сдержаться и не выказывать пред нами своих надежд. Вы не имеете права сомневаться в его доверии к вам. Он ьери1 в армию, понимает, что все гонения и притеснения, чинимые министром, невольно кинут к нему офицеров. Да и не все они остались служить при Бурбонах, те же, которые остались на службе, сделали это по необходимости. Маршал Лефевр, удалившийся к себе в Комбо, далеко не один. Я вскоре увижу его, поговорю с ним о Наполеоне. Как только мы соберем армию, я отправлюсь в Комбо.

– Вы надеетесь встретить в Гренобле поддержку? – спросила графиня.

– Да! Там гарнизоном стоит мой полк; я увижу своих офицеров, своих солдат. Армия жалеет, ждет, жаждет возвращения императора… А потом, промахи, делаемые маршалом Сультом и герцогом де Берри, подготавливают ожесточенную борьбу против роялизма… Вскоре мы увидим, как повсеместно восстанут войска, возглавляемые угнетаемыми ныне офицерами.

– О, я не сомневаюсь в тех преданных героях, которые сейчас же придут на помощь Наполеону, как только колесо фортуны повернется к нему. Я сомневаюсь в решительности самого Наполеона: он не верит уже в свою звезду!

– Не думайте так, графиня! Стоит только вспомнить, с какой лихорадочной горячностью он комментировал газетные сообщения, порицал правительство, уверял в близком перевороте в пользу герцога Орлеанского или Наполеона Второго под регентством Марии Луизы.

– Его сын! Мария Луиза! А, это тоже мое больное место! – сказала графиня, подавляя рыдания.

Тогда Анрио понял наконец истинную скорбь и страдания этой женщины, все мысли которой были устремлены к Наполеону и к ее собственному ребенку от него.

Слезы заливали ее красивое, изящное лицо. Брови нахмурились, губы слегка вздрагивали, но вся ее подавленная горем фигура дышала глубокой гордостью. Наконец она вытерла слезы и, протягивая руку Анрио, сказала:

– Простите меня, полковник, но я чувствовала себя очень, очень несчастной! Слезы успокоили меня. С того самого момента, как мы расстались с императором, они подступали у меня к горлу и душили меня. Спасибо вам за то, что вы поняли меня. Спасибо, я не забуду этого!

– Сегодня вечером я надеюсь получить кое-какие добрые известия. У меня имеются друзья, с которыми мы должны встретиться. Мы поговорим об императоре и подготовим его возвращение, если Франция готова призвать его обратно.

– Да услышит вас Господь! Пусть поскорее вновь взойдет звезда, померкшая на мгновение! Пусть мое личное счастье навсегда закатилось для меня, но я буду счастлива хоть издали видеть, что Наполеон снова завоевал свою утраченную власть. Я ничего не жду от него, не имею права надеяться на что-либо с его стороны… Но об этом я даже и не думаю; я рада служить императору, не рассчитывая ни на какую награду, не претендуя на счастье или благодарность.

Они подошли к лачужке, занимаемой какой-то старухой и пастухом, около Малижэ, на берегу Дюранс.

Женщина, увидев подходящих к ней путников, вышла за дверь и сказала:

– Стоит страшный холод, добрый барин и красавица барыня, и я совсем заждалась вас.

– Найдутся у вас хорошие постели? – спросил Анрио, отдавая поводья какому-то парню, подбежавшему к нему.

– О, что касается хороших постелей, то я соврала бы, если бы сказала, что таковые найдутся у меня! Но зато что касается ваших лошадей, то им будет хорошо на конюшне, за это-то я ручаюсь. Не правда ли, Матюрен? Зато и огонек я развела для вас, вот уж увидите!

– Ну, и ладно! Войдем поскорее в дом!

Анрио подал графине руку и прошел вслед за ней в низенькую комнату лачужки.

В очаге горел жаркий огонь; путников сразу охватила приятная теплота. Графиня подошла к очагу, уселась на шаткую деревянную табуретку пред огнем и вытянула руки и ноги к пламени, весело игравшему по раскаленным углям. Лицо Валевской смягчилось. В его нежных чертах уже не отражались страдания, которые еще недавно мучили графиню.

Анрио с радостью видел, что ее душа отходила в этой атмосфере благодатного покоя, а затем подумал о свидании с друзьями, назначенном в этом уединенном месте.

Они с графиней прибыли ранее назначенного срока – тех еще не было; поэтому они принялись за ужин.

Работник все время торчал сзади них. Он с любопытством наблюдал за ними, следил за всеми их взглядами, за их отрывочными словами, как бы желая прочитать мысли, остававшиеся невысказанными, и превратить в стройные фразы брошенные путешественниками отрывочные слова.

Они и не замечали этого наблюдателя. Пастух был невелик ростом, очень коренаст, кривоног, с непомерно большой мохнатой головой. Вытянув шею, прищурив глаза, опустив плечи, он был очень похож на охотничью собаку в стойке. Казалось, что он подстерегал прибывших посетителей словно добычу.

Чего он ждал? Что делало его таким сосредоточенным и серьезным?

Подойдя к очагу, Анрио заметил Матюрена, но не обратил на него внимания. Он повернулся к крестьянке, которая собирала посуду и подавала свои незатейливые блюда, и сказал ей ласковым тоном:

– Итак, милая, значит, вы ждали нас?

– Да как же было не ждать! Ведь я не знала наверное, когда именно вы пожалуете.