Фаворитка короля - [6]

«Господи, помоги тому мужчине, который на вас женится, мистрис!..» — «Я не выйду замуж».

Пресвятая Богородица! Мое поспешное утверждение обернулось чистой издевкой. Не минуло и недели, как я, стоя у алтарных врат, обменялась брачными обетами с мужчиной.

Синьора Дамиата, судя по тону ее возражений, была удивлена и растеряна не меньше моего. Когда меня позвали к хозяевам в гостиную, находившуюся в глубине дома, она спорила с братом, откровенно высказывая свои мысли и не стесняя себя правилами приличий. По выражению ее лица можно было заключить, что мастер Перрерс только что сообщил ей о своих намерениях.

— Святая Мария! Для чего тебе жениться? — восклицала она. — У тебя есть сын-наследник, который сейчас учится в Ломбардии, готовится продолжить семейное дело. Я веду все твое хозяйство. Зачем же тебе жениться, в твоем-то возрасте? — Ее иноземный выговор стал заметнее, согласные она произносила с присвистом. — Если уж тебе так захотелось, подыщи себе девушку из купеческой семьи нашего круга. Девушку, у которой есть приданое, за которой стоит достаточно известная семья. Господи Иисусе! Ты что, не слышишь меня? — Она вскинула кулаки, словно собиралась поколотить брата. — Такому солидному человеку, как ты, эта девчонка совершенно не подходит.

А я-то считала, что мастер Перрерс здесь вовсе и не хозяин! Он мельком взглянул на меня и снова стал перелистывать небольшую книжку с деловыми записями, которую перед тем вынул из кармана.

— Я выбрал эту. Я на ней женюсь. И не о чем больше говорить.

Меня, разумеется, никто ни о чем не спрашивал. Я присутствовала при их диалоге, но не участвовала в нем — как кость, за которую грызутся две собаки. Разве что мастер Перрерс не рычал и не кусался: он просто объявил о своем решении и твердо на нем стоял, вынудив сестру в конце концов умолкнуть и смириться. Под венец я пошла в тех же грязных юбках, в которых резала лук и потрошила рыбу, — денежные ассигнования на молодую жену явно предусмотрены не были. Ничем не похожая на счастливую невесту, мрачная и сердитая, я была вынуждена подчиниться, потому что другого выхода не видела. На ступенях церкви мы стояли с Дженином Перрерсом и свидетелями, призванными удостоверить это событие. Синьора Дамиата, насупившись, хранила молчание; лицо мастера Гризли, оказавшегося под рукой, не выражало вообще ничего. Мы пробормотали положенные ответы на равнодушные вопросы священника, и я стала мужней женой.

Что было потом?

Ни пира, ни празднества, ни видимого признания моего нового положения в этом доме. Не досталось мне даже кружки пива со свадебным пирогом. Как я понимала, это было просто очередное деловое предприятие, и раз я не внесла в него свою долю, то и праздновать мне нечего. Все, что мне запомнилось, — это дождь, который насквозь промочил мой чепец, пока мы приносили брачные обеты, да пронзительные вопли мальчишек, которые дрались за пригоршню монеток, неохотно брошенную мастером Перрерсом, дабы явить свою доброту. Да, еще помню, как мастер Перрерс крепко вцепился в мою руку, — это ощущение казалось мне единственно реальным на протяжении всей церемонии, которая происходила словно бы и не наяву.

Оказалась ли я в лучшем положении, чем Христова невеста? Отличался ли чем-нибудь брак от вечного рабского служения? По мне, большой разницы не было. Сразу после свадебной церемонии меня отправили смести паутину, которая обильно свисала с потолка в подвале, где хранились разнообразные припасы. Я ожесточенно орудовала метлой, заставляя пауков разбегаться в страхе.

Но самой мне спрятаться было негде. Куда бежать-то?

Я была очень сердита, но в глубине души понемногу нарастал страх: неумолимо приближалась ночь, первая брачная ночь, а мастера Перрерса никак не назовешь красавцем любовником.

Синьора заглянула в мою крошечную каморку, прилепившуюся под самой крышей, и недовольно махнула мне рукой. Босая, в ночной рубашке, я пошла вслед за ней вниз по лестнице. Синьора открыла дверь в спальню моего супруга, втолкнула меня туда и захлопнула дверь за моей спиной. Я замерла, не смея шелохнуться. В горле совершенно пересохло, внутри все сжалось от недобрых предчувствий, а душу переполнил страх, рожденный полным неведением относительно того, что меня ждет. Я ничего не хотела, только бы исчезнуть из этой комнаты. Совершенно не представляла себе, зачем я нужна мастеру Перрерсу — неуклюжая, некрасивая, да еще и бесприданница. Меня окружала полнейшая тишина, разве что кто-то непрестанно скребся, как мышь, пытающаяся прогрызть оштукатуренную фанерную стену.

Вынуждена признаться, что в ту минуту я лишилась всякой смелости. И закрыла глаза.

Ничего не произошло.

Тогда я слегка приоткрыла веки, и моим глазам предстала огромная кровать, занавешенная пыльным пологом. Пресвятая Дева! Этот полог предназначался для того, чтобы скрыть от посторонних взоров находящуюся за ним супружескую чету. Я снова зажмурилась и стала молиться о своем спасении.

Чего именно он от меня потребует?

— Можешь открыть глаза. Она ушла.

Хриплый голос, произносивший слова с чужеземным акцентом, звучал добродушно. Я повиновалась и увидела Дженина в домашнем халате какого-то особенно ядовитого желтого цвета, закрывавшем его от шеи до самых лодыжек. Хозяин сидел за столом, заваленным стопками документов и ворохами свитков. Возле его правой руки лежали кожаный кошель, из которого торчали деревянные палочки, и другой, в котором супруг носил серебро. Слева стоял канделябр со свечами лучшего качества; от них шел золотистый свет, в лучах которого плясали пылинки. Но запах в комнате был резкий, неприятный — запах пыли, пергамента и недавно разведенных чернил. Я невольно сморщила нос. По наитию я догадалась, что так пахнет богатство, которое рождается из этих аккуратных записей. У меня даже почти прошел страх.