Фатум - [70]

Пчелы злопыхали от жадности, пора было прервать райское наслаждение и нести в улей собранный нектар. Кувыркаясь в медоносной пыльце как сошедшие с ума наркоманы, труженики жужжали от удовольствия похожими тембрами, позабыв обязанности кормильцев. Природа ласкала слух дикими голосами: стонала и каркала, пищала и свистела, чирикала и завывала, многоязычие было её величием.

Накатившая усталость утяжелила голову, он растянулся на душистой траве широко распластав руки, словно обнимая весь мир. Вглядываясь в просторы Вселенной, он думал о Боге или Творце, короче о ком-то из них и о том, есть ли жизнь после смерти. Потапу было жаль прощаться с этим прекрасным миром, в котором он появился на свет. Он часто испытывал жалость к умершим ранней смертью людям, ведь они лишились возможности насладиться земной жизнью и каждым её мгновением. Потап был склонен к мысли, что после смерти жизни нет, а хотелось, чтобы была. Все теории о жизни после смерти он подвергал сомнению, потому что «оттуда» ещё никто не вернулся, а в рассказы о клинической смерти и встречах с Богом верилось с трудом. Он повидавший в этой жизни много смертей ни разу не лицезрел, чтобы хоть одна молитва подняла умершего и вернула человека в ряды живых. Но тем не мнение он бы молился только ради того, чтобы как можно меньше страданий от насилия было на этой земле.

Грустные мысли под песни жаворонков навеяли краткосрочный сон, он лежал прикрыв глаза, ветер растрепал чуб, превратив его в лохматый куст. Надвигались грозовые тучи. Солнцу было невмоготу пробиться сквозь сомкнутые облака, которые беспорядочно бурлили, быстротечно сжимаясь, превратились в чёрную скалу, угрожающе нависшую над землёй.

Потапу стало трудно дышать, словно влажный воздух загустел и превратился в кисель. Тучи, казалось, давили на грудь, а взметнувшийся смерч засыпал глаза песком. Сверкнувший в небесах трезубец воткнулся в его сердце, вызвав резкую боль. Схватив за рукоять небесное оружие, он пытался вырвать его, но инородное тело цеплялось крюками за плоть. Тогда Потап встал, собрал оставшиеся силы и выдернул его. Кровь словно водопад хлынула из раны. Он с трудом осознавал что происходит. Он тёр руками ослепшие очи, напрягал лицевые мышцы, но веки будто каменные не поднимались. Он долго сопротивлялся накрывшей его черноте. Внезапно яркий луч вонзился в мозг, испепелив болью половину живых клеток. Когда Потап прозрел, то между туч в образовавшейся расщелине появилось неказистая физиономия со щербатой улыбкой. Чудовище хохотало остервенело, его оглушительный издевательски рокот звенел в ушах.

Слезы смыли остатки сна. Открыв глаза, Потап обнаружил чистое и безмятежное небо. Опираясь на локти, он посмотрел вправо, затем влево и понял что уснул. От встречи с сумасшедшим демоном остался неприятный осадок. Хорошо, что боль была во сне, а не наяву. Он смахнул воспоминания о неприятном сне и снова стал собирать траву-мураву.

За время работы экспертом-криминалистом к нему так часто приходили сны, что он научился безболезненно реагировать на их содержание. Когда-то он задумался над тем, почему ему снится всякая чушь и понял одно, что за каждым тяжёлым сном крылась особая тайна, сон предвещал преступление.

Неспешно рассматривая каждый сорванный цветок, он погрузился в дрему воспоминаний.

Это было давно. Обход неблагополучных семей входил в обязанности участкового. Урегулировать внутрисемейные конфликты и наказывать за драки приходилось каждый день. Люди, словно встретившись на тропе войны, устраивали собачьи бои, которые часто оканчивались пусканием крови, потерей зубов, разбитыми носами и огромными синяками. Люди убивали не поделив спиртное, жену, власть, мебель и деньги. Большое количество преступлений совершалось на бытовой почве.

Исторически сложилось негативное представление о патриархате. Понять, почему близких людей можно и нужно бить, невозможно. Считалось что хозяин в доме мужчина или тот, кто исполняет его функции. Муж бил жену, мать сына, сын отца, сильный слабого этой круговерти не было конца. Близкие прощали побои, их легко было уговорить не обращаться с исками в суд. Целые поколения выросли в деспотичных семьях, сохраняя чудовищную традицию насилия. Свято дело отцу выпороть сына за проступок, дочь за бесхозяйственность или несвоевременную влюблённость. Законы бездействовали, да и кто их писал – люди, выросшие в жестокой действительности.

Потап приступил к должности участкового. Он надел шинель, такой статной и хорошо скроенной по фигуре одежды он никогда не носил. В ней он казался себе подтянутым, спортивным, элегантным, высоким, органичным и до неприличия пригожим. Когда он шёл на службу, упакованный в обмундирование, каждая мышца молодого тела вытягивалась в струнку по стойке смирно. След завистливых глаз освещал ему путь, он старался вышагивать словно солдат у стен Кремля. Золочёные пуговицы на шинели пускали солнечных зайчиков. Погоны и наградные армейские значки повышали самооценку новобранца. Серая шапка ушанка с кокардой указывала, что это представитель власти, форма впечатляла не столько окружающих, сколько самого Потапа. Отточенный шаг, статная осанка, ради мундира он был готов сражаться с преступным миром, все атрибуты власти вынуждали гордиться собой. Молодость всегда склонна преувеличивать значимость медалей, значков, грамот и наград и только с годами приходит мудрость. Он тогда ещё не знал, что его удел – общение с отбросами общества, нежели с интеллектуальной частью населения.