Фатум. Сон разума - [12]

Смутная тень начала приобретать очертания, но из-за разброда в мыслях сконцентрироваться не удавалось. Ник погасил сигарету, потер виски, стимулируя мыслительный процесс, и спросил чужим голосом:

— Что говорят о теракте? Кто организатор?

— Шахиды, как обычно. Дочь погибшего боевика отомстила за отца. Папаша был известным беспредельщиком, как же его… Забыл, вспомню — скажу. Ну и конечно, в блогах вопят, что взрыв организован ФСБ, чтобы отвлечь граждан от забот.

Лица, лица, лица. Бомжиха, зареванная девочка. Где же, где? Тепло. Парень с телефоном, женщина с оторванной кистью, требующая сумку. Еще теплее. Нет, не вспомнить. Надо успокоиться и поразмыслить над этим дома.

— Знаешь, что ребята решили? — стараясь отвлечь Ника, спросил Алексанян. — Бойкотировать лекции Опы. Причем эту идею поддержали даже старшекурсники.

— А она, естественно, подумала, что это я, неспособный поступить по-джентльменски, подговорил студентов, — буркнул Ник, думая о своем.

Догадки и предположения напоминали зуд между лопаток — хотелось почесаться, но Ник не мог дотянуться. Пришлось развлекать себя разговором в надежде, что зуд ослабнет.

— Если я скажу, что ни при чем, ты поверишь?

— Поверю, — кивнул Алексанян и откинулся на подголовник. — Ты для них — авторитет, они страдают из-за того, что ты уходишь. Я не ожидал, что Опа настолько глупа и уволит тебя в такой момент.

— Ученость и ум — разные вещи, — заметил Ник. — Да, это она посоветовала мне уйти, и я не стал возражать, а тут работу предложили.

— Зарплата какая?

— Сто двадцать тысяч да на испытательном сроке! Обещали повысить.

Алексанян вскинул брови, присвистнул и вцепился в руль:

— Кажется, тронулись! Ненадолго, думаю. Вечно пробки, и лучше не будет. Ты спроси, может, им философ нужен, а то что-то меня зарплата не устраивает. И Опа — тоже. Хотя кому сейчас нужна философия…

— Не нуди, — попросил Ник.

— Я не нудю. Просто я — реалист.

Алексанян свернул с Кутузовского во дворы. Мимо музея-панорамы «Бородинская битва», мимо церкви, направо к заводу, налево… Бесполезно — все дороги забиты автомобилями.

— Ну я же говорил, — вздохнул Артур. — И тут пробки.

— Наверное, родительское собрание. — Ник завозился с ремнем безопасности. — Гимназия же, родители пешком не ходят, даже детей водители возят, няньки и бонны… А ты куда?

Алексанян снял с магнитолы «морду», убрал ее в бардачок и заглушил машину.

— Провожу тебя до дома. Судьба — не дура, я всегда говорил. Если ты из теракта без царапинки выбрался, значит, жди неприятностей. Пойдем уже.

Припарковались у соседнего дома, на тротуаре. Ник прикурил очередную сигарету, сунул руки в карманы и зашагал рядом с Алексаняном, петляя меж автомобилями.

Все окна школы, стоящей напротив дома Ника, светились — родители желали знать об успехах и проступках своих чад. Несколько раз в год Ник ненавидел родную гимназию — во время последнего звонка и выпускного бала, когда машины заполоняли двор и из спортзала по всему району разносилась музыка, а нетрезвые школьники, сбежав от учителей, громили детские площадки. И конечно же когда человек сто двадцать подростков в три часа утра шли на кораблик кататься.

Свернули к третьему подъезду. На лавочке сосед с седьмого этажа, мелкий и хлипкий вэдэвэшник (как он сам говорил) Гриша, бухал с корешами.

Это было нормальное для Гриши повседневное занятие — прикладное пьянство. Однажды он на спор с другом полночи бил о голову бутылки. Пластиковые. Из-под пива. А в другой раз на него сожительница из окна фикус скинула. Гриша увернулся, но был настолько под градусом, что потом ползал, осколки горшка собирал и пытался несчастный цветок реанимировать…

Три головы в кепках повернулись на звук шагов. Три пары мутных, как у вареного порося, глаз уставились на Алексаняна и Ника. Сфокусировались. Гриша вскочил, у Ника мелькнула мысль — мелочь попросит, догнаться.

— Эй ты! Чурка! — Гриша, набычившись, качнулся в сторону Артура.

Алексанян опешил, отступил, сутулясь. Захлопал глазами.

— Иди сюда, чурбан!

Гришка был Артуру по плечо, и Артур мог бы его свалить одним ударом. Если бы рядом с Гришкой не встали два его дружка — такие же мелкие шакалы, агрессивные и наглые.

— Иди давай, это тебе не метро взрывать! Будь мужиком, овечий хахаль!

— Спокойно. — Артур выставил руки ладонями вперед. — Спокойно, ребята, я — москвич, все нормально…

Это он зря.

— П'наехали, — сплюнул в сторону Гришка. — Чурки нерусские! — И засучил рукава облезлого пуховика.

Один из его дружбанов вынул то ли металлический кастет, то ли нож.

Нику надоело представление. Во-первых, Артур растерялся и расстроился — он ненавидел фашизм во всех его проявлениях. Во-вторых, драка могла закончиться поножовщиной.

— Гришка, — Ник шагнул вперед, отодвинув Артура за свою спину, — ты чего это? Мой двор, мой друг, а ты бычишься.

Ник говорил насмешливо, стараясь сбить с Гришки спесь. Обычно такое поведение срабатывало: трогать соседа в понимании гопника — моветон. Но сейчас Гришка не один, с ним были друзья и алкоголь.

Ник сделал к лавочке еще шаг. Свет от фонаря упал на него, и улыбка сползла с Гришкиного лица: Ник был в крови. Чужой, но Гришка этого не знал. А друзья Гришки не знали Ника — «интеллигентишку» и «профессора». Увидев окровавленного чувака, прущего на них, пришлые разом Ника зауважали.