Фатальные стратегии - [3]
Гиперспециализация объектов и людей, операциональность малейшей детали, гиперсигнификация[19] мельчайшего знака, характерная для раковой клетки (гипервитальность в единственном направлении), это лейтмотив нашей повседневности, а также тайный недуг всех систем, страдающих ожирением и раком, систем коммуникации, информации, производства и разрушения – все уже давно вышло за пределы своей функции, своей потребительной стоимости, чтобы взойти на призрачную эскаладу финальности.
Истерия, противоположная истерии финальности: истерия причинности, соответствующая одновременному стиранию истоков и первопричин; навязчивый поиск начала отсчета, отчетности, референции, попытка исчерпать явления в их бесконечно малых причинах. Но также комплекс генезиса и генетики, к которым восходят различные методы психоаналитического палингенеза (вся гипостазная психика раннего детства, все знаки, ставшие симптомами), также биогенетика (все вероятности, перенасыщенные фатальным расположением молекул), также гипертрофия исторических исследований, мания все растолковать, все приписать, все референцировать… Все это превращается в невероятное нагромождение существующих друг с другом и друг за счет друга референций. Здесь также развивается разрастающаяся интерпретационная система безо всякого соотношения со своей целью. Все это является следствием резкой утечки [hémorragie] объективных причин.
Феномены инертности акселелируют. Застывшие формы пролиферируют, и рост останавливается в разрастании. Такова форма гипертелии, того, что идет дальше собственного конца: у ракообразных, отдаляющихся от моря (к каким тайным целям?), не остается времени вернуться обратно. Возрастающий гигантизм статуй острова Пасхи.
Расползающаяся, выпячивающаяся, разрастающаяся, гипертельная: такова инертная судьба перенасыщенного мира. Отрицать гиперфинальностью свой собственный финал – разве это не раковый процесс? Разрастание взамен роста, а взамен скорости – инерция как ее итог. Массы тоже охвачены этим гигантским процессом инерции через акселерацию. Массы – это процесс разрастания, ускоряющий прекращение всякого роста. Это цепь, закороченная чудовищной финальностью.
«Exxon»: американское правительство требует у этой транснациональной корпорации всеобъемлющего отчета обо всей ее деятельности в мире. Результат: двенадцать томов в тысячи страниц, чтение которых, не то что анализ, займет годы работы. Где же информация? Может, стоит выдумать информационную диететику? Может, стоит обезжиривать ожирением ожиревшие системы, а также создавать институты дезинформации?
Невероятная разрушительная сверхпотенциальность стратегических вооружений – она сравнима разве что со всемирным демографическим разрастанием. Как ни парадоксально это может показаться, и то, и другое, имеет одинаковую природу и отвечает одной и той же логике разрастания и инерции. Триумфальная аномалия: их не способен обуздать никакой принцип права или меры, они взаимно увлекают друг друга. И хуже всего то, что здесь нет никакого прометеева вызова, никакой безмерности страсти и гордыни. Просто кажется, будто человеческий вид преодолел специфическую таинственную точку, откуда (после которой) невозможны ни возврат, ни снижение скорости, ни торможение.
«Мучительная мысль – что после определенного временного пункта история более не может быть реальной. Не сознавая того, весь род человеческий внезапно оказался бы вне реальности. Все, что прошло бы с тех пор, не было бы вполне реальным, но мы не отдавали бы этому отчет. Наша задача и наш долг состоит теперь в том, чтобы выявить этот пункт, и до тех пор, пока не отыщем его, пребывать нам в продолжающейся деструкции».
– Канетти[20]
Dead point: мертвая точка, в которой всякая система пересекает хрупкую грань обратимости, противоречия, переоценки, чтобы живьем войти в непротиворечие, в отвлеченное самосозерцание, в экстаз…
Здесь начинается патафизика[21] систем. Это логическое преодоление, эта эскалация, впрочем, не всегда доставляет дискомфорт, даже если всегда принимает форму катастрофы в замедленном режиме. То же самое относительно систем массового поражения и стратегических вооружений. Сцена войны заканчивается в точке превышения разрушительной мощи. Поскольку нет больше полезной корреляции между потенциалом уничтожения и его целью, становится бессмысленным его использование. Система сдерживает, устрашая сама себя, и в этом парадоксально выгодный аспект сдерживания: нет больше пространства для войны. Именно поэтому остается надеяться на сохранение ядерной эскалации и гонки вооружений. Это будет ценой, уплаченной за чистую войну (Поль Вирильо[22]), то есть за чистую и пустую форму, за гиперреальную и бесконечно сдерживающую форму ведения войны, когда впервые мы сможем радоваться отсутствию событий. Как и реальное, война никогда больше не будет иметь место. Если только ядерные державы не преуспеют в деэскалации и не сумеют очертить новое пространство войны. Если только военная мощь ценой деэскалации этого безумия, в высшей степени удивительно полезного, вновь не отыщет сцену войны, ограниченное, так сказать, человеческое, пространство войны, и тогда вооружение вновь обретет свою потребительную стоимость и свою стоимость… меновую – тогда вновь будет возможным обменять войну. В своей орбитальной и экстатической форме, война стала невозможным обменом, и эта орбитальность нас бережет.
Бодрийар Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. Екатеринбург. 2000Издание осуществлено в рамках программы Пушкин при поддержке Министерства иностранных дел Франции и Посольства Франции в России.
В фильме «Матрица» один из его героев (Нео) читает книгу французского философа Жана Бодрийяра. С помощью этой книги Нео пытается понять, где реальность, а где матрица реального мира.Внимание создателей этого фильма к произведениям Бодрийя-ра не случайно: его называли «гуру» постмодерна, он ввел понятие гиперреальности («матрицы») для обозначения процессов, происходящих в мире. По мнению Бодрийяра, западный мир утратил чувство реальности, он движется к Апокалипсису, когда последним бастионом становится смерть – на ней основана в наше время любая власть и экономика.Еще один французский философ – Эмиль Мишель Сиоран – согласен с Бодрийяром в том, что европейская цивилизация переживает глубокий кризис, но пытается шутить на краю пропасти.
Книга известного французского социолога и философа Жана Бодрийяра (р. 1929) посвящена проблемам «общества потребления», сложившегося в высокоразвитых странах Европы к 70-м гг. XX в. Основываясь на богатом экономическом и социологическом материале, Бодрийяр на примере Франции дает критический анализ такого общества с философской, социологической, экономической, политической и культурной точек зрения. Он выявляет его характерные черты и акцентирует внимание на том влиянии, которое процессы, происходящие в «обществе потребления», оказывают на моральное и интеллектуальное состояние его граждан.
«Совершенное преступление» – это возвращение к теме «Симулякров и симуляции» спустя 15 лет, когда предсказанная Бодрийяром гиперреальность воплотилась в жизнь под названием виртуальной реальности, а с разнообразными симулякрами и симуляцией столкнулся буквально каждый. Но что при этом стало с реальностью? Она исчезла. И не просто исчезла, а, как заявляет автор, ее убили. Убийство реальности – это и есть совершенное преступление. Расследованию этого убийства, его причин и следствий, посвящен этот захватывающий философский детектив, ставший самой переводимой книгой Бодрийяра.«Заговор искусства» – сборник статей и интервью, посвященный теме современного искусства, на которое Бодрийяр оказал самое непосредственное влияние.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«История западной философии» – самый известный, фундаментальный труд Б. Рассела.Впервые опубликованная в 1945 году, эта книга представляет собой всеобъемлющее исследование развития западноевропейской философской мысли – от возникновения греческой цивилизации до 20-х годов двадцатого столетия. Альберт Эйнштейн назвал ее «работой высшей педагогической ценности, стоящей над конфликтами групп и мнений».Классическая Эллада и Рим, католические «отцы церкви», великие схоласты, гуманисты Возрождения и гениальные философы Нового Времени – в монументальном труде Рассела находится место им всем, а последняя глава книги посвящена его собственной теории поэтического анализа.
Монография посвящена одной из ключевых проблем глобализации – нарастающей этнокультурной фрагментации общества, идущей на фоне системного кризиса современных наций. Для объяснения этого явления предложена концепция этно– и нациогенеза, обосновывающая исторически длительное сосуществование этноса и нации, понимаемых как онтологически различные общности, в которых индивид участвует одновременно. Нация и этнос сосуществуют с момента возникновения ранних государств, отличаются механизмами социогенеза, динамикой развития и связаны с различными для нации и этноса сферами бытия.
Воспоминания известного ученого и философа В. В. Налимова, автора оригинальной философской концепции, изложенной, в частности, в книгах «Вероятностная модель языка» (1979) и «Спонтанность сознания» (1989), почти полностью охватывают XX столетие. На примере одной семьи раскрывается панорама русской жизни в предреволюционный, революционный, постреволюционный периоды. Лейтмотив книги — сопротивление насилию, борьба за право оставаться самим собой.Судьба открыла В. В. Налимову дорогу как в науку, так и в мировоззренческий эзотеризм.
В монографии впервые в литературоведении выявлена и проанализирована на уровне близости философско-эстетической проблематики и художественного стиля (персонажи, жанр, композиция, наррация и др.) контактно-типологическая параллель Гессе – Набоков – Булгаков. На материале «вершинных» творений этих авторов – «Степной волк», «Дар» и «Мастер и Маргарита» – показано, что в межвоенный период конца 1920 – 1930-х гг. как в русской, метропольной и зарубежной, так и в западноевропейской литературе возник уникальный эстетический феномен – мистическая метапроза, который обладает устойчивым набором отличительных критериев.Книга адресована как специалистам – литературоведам, студентам и преподавателям вузов, так и широкому кругу читателей, интересующихся вопросами русской и западноевропейской изящной словесности.The monograph is a pioneering effort in literary criticism to show and analyze the Hesse-Nabokov-Bulgakov contact-typoligical parallel at the level of their similar philosophical-aesthetic problems and literary style (characters, genre, composition, narration etc.) Using the 'peak' works of the three writers: «The Steppenwolf», «The Gift» and «The master and Margarita», the author shows that in the «between-the-wars» period of the late 20ies and 30ies, there appeard a unique literary aesthetic phenomenon, namely, mystic metaprose with its stable set of specific criteria.
Книга представляет читателю великого итальянского поэта Данте Алигьери (1265–1321) как глубокого и оригинального мыслителя. В ней рассматриваются основные аспекты его философии: концепция личности, философия любви, космология, психология, социально-политические взгляды. Особое внимание уделено духовной атмосфере зрелого средневековья.Для широкого круга читателей.
Книга дает характеристику творчества и жизненного пути Томаса Пейна — замечательного американского философа-просветителя, участника американской и французской революций конца XVIII в., борца за социальную справедливость. В приложении даются отрывки из важнейших произведений Т. Пейна.