Брат Хорнер, старый мастер-копиист, заболел, и через несколько недель стало ясно, что любимый всеми монах лежит на смертном одре. Среди всеобщей печали и траура аббат назначил руководителем скриптория брата Джериса.
Панихида по брату Хорнеру прошла в начале рождественского поста, а затем бренные останки праведника предали его родной земле. На следующий день брат Джерис сообщил Френсису, что пора уже перестать заниматься детскими шалостями и заняться делом, достойным мужчины. Френсис послушно обернул ценный рисунок пергаментом, положил на полку, придавив толстой доской, и взялся за изготовление абажуров из овечьих шкур. Он не возразил даже словом, удовлетворившись мыслью, что однажды душа брата Джериса последует за братом Хорнером, дабы начать жизнь, для которой работа в скриптории была лишь первым этапом, и тогда, если будет на то воля Бога, он, Френсис, закончит свой любимый документ.
Однако Провидение взяло дело в свои руки несколько раньше. Следующим летом в аббатство прибыл некий монсеньор в сопровождении нескольких семинаристов и вооруженной свиты, верхом на ослах. Он заявил, что прибыл из Нового Ватикана как адвокат Лейбовича на процессе канонизации, дабы изучить на месте все доступные доказательства, способные возыметь значение для дела, включая и так называемое явление благословенного патрона Ордена брату Френсису Джерарду из Юты.
Монсеньера приняли очень тепло, разместили в комнатах, предназначенных для прибывающих сановников Церкви, а для услуг выделили шестерых монахов, исполнявших каждое желание гостя. Открыли бочки с лучшим вином, охотники ловили силками толстых перепелов, а каждый вечер адвоката Лейбовича развлекали скрипачи и труппа шутов, хотя гость требовал, чтобы жизнь аббатства шла своим чередом.
На третий день после приезда сановника аббат послал за братом Френсисом.
— Монсеньор де Симон желает тебя видеть, — сказал он. Если ты дашь волю воображению, парень, мы сделаем из твоих кишок струны для скрипок, тело бросим на съедение волкам, а кости похороним в неосвященной земле. А сейчас иди и предстань пред обличьем почтенного человека.
Брату Френсису не требовались такие предупреждения. С тех пор как пришел в себя после горячечного бреда — результата первого его пустынного бдения. Он никогда не вспоминал о встрече с незнакомцем, разве что вопрос задавали прямо; не позволял он себе и догадок касательно его личности. Интерес высших церковных властей к таинственному паломнику слегка испугал ero, поэтому он несмело постучал в двери монсеньера.
Однако опасения оказались беспочвенными. Монсеньор де Симон был мягким, тактичным сановником, глубоко интересующимся жизненным путем молодого монаха.
— А сейчас расскажи мне о встрече с присноблаженным основателем нашего Ордена, — попросил он после нескольких минут разговора.
— Я никогда не утверждал, что он был нашим Блаженным Лейбо…
— Конечно, нет, сын мой. У меня с собой рассказ об этом, полученный из иных источников, и я хочу, чтобы ты его прочел и либо подтвердил, либо уточнил. — Он сделал паузу, чтобы вынуть из дорожного ларца свиток, который затем подал Френсису. — Разумеется, мои информаторы знают историю понаслышке, — добавил он, — и лишь ты располагаешь сведениями из первых рук, поэтому хочу, чтобы ты уточнил ее очень добросовестно.
— Разумеется. То, что случилось, в сущности было очень просто, отче.
Однако уже сама толщина свитка говорила о том, что рассказ, основанный на слухах, не так прост. Брат Френсис читал его с растущим страхом, который вскоре сменился подлинным ужасом.
— Ты побледнел, сын мой, — сказал почтенный священник. — Что-то случилось?
— Это… это… все было совсем не так! — проблеял брат Френсис. — Он сказал мне всего несколько слов. Я видел его всего раз. Он только спросил дорогу к аббатству и постучал по камню, под которым я нашел реликвию.
— И не было небесных хоров?
— О, нет!
— И неправда, что он имел ореол и что ковер из роз покрыл дорогу, которой он удалился?
— Бог свидетель, не было ничего подобного!
— Ну что же, — вздохнул адвокат. — Рассказы путешественников всегда полны преувеличений.
Он выглядел огорченным, поэтому Френсис поспешил извиниться, но священник уже сменил тему, словно та не имела решающего значения для дела.
— Есть иные чудеса, старательно задокументированные, объяснил он. — Во всяком случае у меня хорошая новость о записках, которые ты нашел. Мы узнали имя жены, умершей до того, как основатель нашего Ордена принял обет.
— Да?
— Да. Ее звали Эмилия.
Несмотря на разочарование, вызванное рассказом брата Френсиса о встрече с паломником, монсеньор де Симон провел пять дней на месте находки. Его сопровождала толпа полных энтузиазма послушников аббатства, вооруженных кирками и лопатами. После обширных раскопок адвокат вернулся с небольшим количеством артефактов и одной вздутой жестяной банкой, содержащей высохшую массу, которая некогда могла быть квашеной капустой.
Перед отъездом монсеньор посетил скриптории и пожелал увидеть сделанную Френсисом копию знаменитой схемы. Молодой монах уверял, что она не стоит внимания такого человека, но показал ее поспешно и руки у него тряслись от возбуждения.
