Фашизм: идеология, политика - [32]
Для мелкобуржуазной массы характерно воспринимать социальный прогресс как укрепление ее собственных позиций. Мелкий буржуа стремится не к социальному освобождению, а скорее к личному реваншу. Он представляет будущее, как прошлое, в котором роли меняются; те кто господствовал над ним, теперь становятся его жертвой.
Разумеется, рассматривая мелкую буржуазию как социальную базу фашизма, следует видеть различия в положении мелкобуржуазных слоев в различных странах. Ф. Энгельс, например, подчеркивал, что немецкая мелкая буржуазия по своему политическому развитию значительно отставала от подобных социальных слоев в других западноевропейских странах. «Английский, французский и всякий другой мелкий буржуа отнюдь не стоит на одном уровне с немецким», — отмечал Ф. Энгельс. Причина кроется в следующем; «В Германии мещанство — это плод потерпевшей поражение революции...»[164].
Как известно, политическое единство Германии было осуществлено прусской юнкерско-милитаристской кастой. Тем не менее сам факт объединения порождал в массах иллюзию, «будто возвеличенная за счет Германии юнкерско-полицейско-солдатская Пруссия и является осуществлением той Германии, о которой мечтала демократия»[165], — писал В. Либкнехт. К тому же правящие круги мощной кайзеровской империи настойчиво насаждали в качестве высших «добродетелей» «порядок», «дисциплину», верноподданничество, «национальное величие» и т. п.
Воспевание этих «добродетелей», мощи кайзеровского государства льстило самолюбию мелкого буржуа, который в Германии в течение многих десятилетий насквозь был пропитан духом верноподданничества, преклонения перед всяким начальством. Жан Нойрор весьма обоснованно пишет, что немецкий бюргер «всегда был на стороне правительства, воспринимал, как само собой разумеющуюся, авторитарную монархическую форму политического режима и его буржуазно-феодальную структуру и презирал, как неполноценную, демократическую, парламентскую форму правления»[166].
Генрих Манн в своем романе «Верноподданный» сатирически и вместе с тем весьма реалистически изобразил тип верноподданного пруссака. Это «интеллигент», фабрикант, доктор химии Дидрих Геслинг, верноподданнически пресмыкающийся перед милитаристско-юнкерской верхушкой Германии. Писатель показал, с каким восторгом, еще будучи студентом, Дидрих Геслинг в 90-х годах воспринял проезд кайзера по улицам Берлина (предвосхитив тем самым картину нацистского ажиотажа вокруг Гитлера сорок лет спустя). Г. Манн писал: «Опьянение, сильнее, чудеснее того, какое может дать пиво, приподняло его над землей, понесло по воздуху. Он размахивал шляпой высоко над головой толпы, в атмосфере клокочущего энтузиазма, в небесах, где парят наши возвышеннейшие чувства. Там, под Триумфальной аркой, скакала на коне сама власть, с каменным лицом и сверкающими очами»[167].
К духовному миру этого типа немцев принадлежало также восхищение военщиной, казармой с ее слепым повиновением, с ее всемогуществом фельдфебеля, которое было воплощением всемогущества государства: ведь каждый полицейский и каждый чиновник — это тот же фельдфебель, только в гражданской жизни. Мелкобуржуазной массе Германии весьма импонировала также идея «национального величия»; она давала мелкому буржуа компенсацию за неустойчивое экономическое положение, а во время войны во «вражеской стране» оправдывала принцип «все дозволено». (Такого типичного представителя мелкобуржуазных кругов Германии легко представить в дальнейшем, во времена нацизма, каким-нибудь фашистским фюрером, тупым и высокомерным, безжалостным и жестоким по отношению к «внутреннему» и «внешнему» врагу.)
Настроения национального высокомерия, традиционно характерные для большинства немецкой буржуазии, особенно мелкобуржуазных масс, широко использовались правящими кругами Германии для разжигания ненависти к другим народам, в первую очередь славянским. Осип Черный в книге «Немецкая трагедия» так передает настроения немецкого обывателя в начале первой мировой войны: «Город бурлил, демонстрации сменяли одна другую, вызывая горячее одобрение толпы. Дамы в шляпках с разноцветными лентами, мужчины в панамах и котелках, разносчики, продавцы, официанты, содержатели ресторанов, кафе толпились на тротуарах, с энтузиазмом приветствуя колонны буршей, чиновников, гимназистов, подразделения солдат и конницу. Твердая выправка, четкий шаг воодушевляли немцев: они выражали единство и силу их родины. Дух единства старались подчеркнуть решительно все. То что еще вчера разделяло сословия, отодвинулось назад. Ведь сам кайзер провозгласил, что для него нет больше враждующих партий, а есть патриоты, готовые пожертвовать собой во имя Германии... Германия, объявившая войну России, как будто помешалась: в течение нескольких дней она превратилась в страну, полную мнительности и фанатизма. ...Толпа на берлинских улицах неистовствовала и выкрикивала верноподданнические лозунги»
