Фашизм: идеология, политика - [26]
Конечно, подчеркивая тесную связь фашизма с монополиями и военщиной, тот факт, что фашистское движение, Гитлер и Муссолини были оружием в руках крупного монополистического капитала, не следует тем не менее упрощенно рассматривать фашистов как простых марионеток финансовой олигархии. Объективно политические взгляды Гитлера, Муссолини и других деятелей фашистского движения совпадали с коренными интересами монополий. Монополистов устраивало то, что в отличие от лидеров старых буржуазных партий, которые, как правило, происходили из высших слоев общества, многие фашистские вожди были из низов и при каждом удобном случае кричали о своей близости к народу[130]. Характерно, что до прихода фашистов к власти крупные капиталисты редко занимали видные посты в фашистских партиях. И это было выгодно обеим сторонам: фашистским заправилам легче было ругать анонимных «плутократов», а крупные промышленники и аграрии избегали непосредственного участия в наиболее одиозных акциях фашистов.
Факт относительной самостоятельности фашизма как движения и государственной организации, имеющей свою внутреннюю логику развития, со всей определенностью отмечал П. Тольятти в своей работе «Лекции о фашизме»[131]. Во всяком случае наивно было бы думать, что крупная буржуазия, воспользовавшись фашизмом как орудием, чтобы разбить рабочее движение, затем сумеет отложить его в сторону и будет продолжать осуществлять свою власть прежними парламентскими методами.
Фашистские лидеры безусловно имели собственные амбиции, планы, интересы, цели, собственные взгляды на стратегию и тактику. В фашистских партиях и движениях преобладающую роль играли представители средней и особенно мелкой буржуазии. «Они же в конечном счете составляли тот новый правящий политический класс, который способствовал укреплению экономического господства крупного монополистического капитала, но в то же время сохранял за собой функции политического управления в государственном аппарате, — подчеркивает Б.Р. Лопухов. — Расхождения, которые иной раз возникали между политикой фашистского государства и интересами крупного монополистического капитала, имели далеко не всегда чисто показной и «театральный» характер; помимо того, что в этих расхождениях находило свое выражение столкновение общих классовых интересов буржуазии, воплощенных в фашистском государстве, и эгоистических интересов отдельных групп монополистического капитала, в них находило свое выражение и прямое столкновение интересов средней и мелкой буржуазии, с одной стороны, и крупных монополистов, с другой»[132].
Взаимоотношения между монополистами и фашистами были далеко не такими простыми, как можно было бы думать исходя из общей оценки классовой природы фашизма. Гитлер отнюдь не был послушным и тем более обманутым выразителем интересов олигархии. Установленный фашистами режим служил интересам монополий, но не был игрушкой в их руках. В свое время К. Маркс, характеризуя сущность политического режима французской Первой, и особенно Второй империи, квалифицировал его как бонапартизм. Специфику этого режима он видел в стремлении его лидеров лавировать между классами опираясь одновременно на демагогию и террор. Советский историк Е. Тарле, оценивая диктатуру Наполеона, совершенно справедливо писал: «Неправильно было бы думать, что Наполеон был только покорным политическим исполнителем воли крупной буржуазии, призвавшей его к власти и в основном обеспечивавшей его диктатуру. Интересы крупной буржуазии он ставил, конечно, во главу угла всей своей внутренней и внешней политики. Но вместе с тем он стремился самую буржуазию подчинить своей воле, заставить ее служить государству, в котором он видел «самоцель». С этим, конечно, отдельные слои буржуазии примириться не могли и против этого вели молчаливую фактическую войну...»[133]
Лавирование между классами — особенно примечательная черта политического поведения Луи Наполеона. Как писал К. Маркс, Вторая империя выдавала себя «за спасительницу рабочего класса на том основании, что она разрушила парламентаризм, а вместе с ним и неприкрытое подчинение правительства имущим классам, и за спасительницу имущих классов на том основании, что она поддерживала их экономическое господство над рабочим классом. И, наконец, она претендовала на то, что объединила все классы вокруг вновь возрожденного ею призрака национальной славы. В действительности же империя была единственно возможной формой правления в такое время, когда буржуазия уже потеряла способность управлять нацией, а рабочий класс еще не приобрел этой способности... Государственная власть... была в действительности самым вопиющим скандалом этого общества, рассадником всяческой мерзости»[134]; Ф. Энгельс также указывал на социальное маневрирование и политическое лавирование Луи Наполеона и Бисмарка как средство укрепления власти. Луи-Наполеон стремился «образовать зависящий от правительства специфически-бонапартистский пролетариат», и Бисмарк старался «организовать себе собственный лейб-пролетариат, чтобы с его помощью держать в узде политическую деятельность буржуазии»
