Фартовый человек - [29]

Если мир человеческих душ и взаимоотношений оставался для Ольги областью непонятной и оттого полной чудовищ, то в предметном мире, в мире явленном и ограниченном вещественной оболочкой, она чувствовала себя более чем уверенно. Она не ошибалась в предметах, в их ценности и взаимном влиянии друг на друга.

– Я возьму эту шляпу, – объявила Ольга продавцу и вынула деньги. Ее первые трудовые накопления.

Тем временем женщина в пальто с меховым воротником брала с полок то одно, то другое и ни на чем не могла остановить выбор. Пока Ольгину шляпу укладывали в коробку, девушка краем глаза следила за спутником требовательной покупательницы. Он представлялся очень простым и понятным – проще вроде бы не бывает, но это только на первый взгляд. «Душа выражает себя через жест», – учил Бореев. А молодой человек все время сжимал и разжимал пальцы правой руки, и это нервное движение странно контрастировало со спокойным, даже веселым и, несомненно, располагающим к себе лицом. Было еще одно обстоятельство, смущавшее Ольгу: ей внезапно подумалось, что она когда-то встречалась с этим парнем. Виделась с ним, даже разговаривала.

Она не могла припомнить, где и при каких обстоятельствах это происходило. Да и было ли? Не почудилось ли? Ничего особенного в его наружности она не усматривала. Может быть, он тоже работает на бумагопрядильной фабрике… Мимолетная встреча в столовой или в цехе – вот и отложилось в памяти.

Внезапно ее охватила тревога. Нет, не в столовой, не на фабрике они виделись, а совершенно в другом месте, твердил ей голос.

Ольга подумала: «Глупости. Похож на кого-то, вот и все. Тем более, если бы мы впрямь встречались, он бы, наверное, ко мне признался».

Она приняла коробку со шляпой и направилась к выходу. У самой двери Ольга обернулась, чтобы вежливо сказать продавцу «до свидания».

Молодой человек уже держал свою спутницу под руку и что-то любезно нашептывал ей на ухо. Та чуть хмурилась, но кивала. Поймав взгляд Ольги, молодой человек вдруг улыбнулся – мгновенно, как молния, – и заговорщически подмигнул ей.

Ольга вспыхнула и поскорее вышла из магазина.

Глава восьмая

Ленька ухаживал за прислугой крупного меховщика Богачева уже почти неделю. Бронислава очень обрадовалась, когда случайно столкнулась с молодым сотрудником УГРО, который так удачно избавил ее от неприятных объяснений с господами по поводу утраты денег.

Она сама подошла к нему и поздоровалась с непосредственностью истинной субретки:

– Вы помните меня, товарищ? Вчера вы поймали карманника, который пытался меня обокрасть.

Ленька расцвел обаятельнейшей улыбкой:

– Это наш долг, товарищ, – по возможности обеспечивать безопасность граждан. Сейчас развелось очень много мелкой шпаны, ворья. Особенно опасно ночью – могут ведь и ограбить с применением силы, – но и днем нельзя ослаблять бдительность.

Бронислава намекнула:

– Я, собственно, сейчас занята, вышла в булочную – забрать свежие булки.

– У меня есть минутка, могу пройтись с вами, – предложил Ленька.

Бронислава оперлась на его руку и назвала свое имя. Ленька похвалил красивое имя и в ответ назвал свое.

– Что стало с тем вором, которого вы поймали? – спросила Бронислава.

– Он в тюрьме, – ответил Ленька. – С ним сейчас разбираются.

– Поделом! – резко высказалась Бронислава, не выказывая ни малейшего сострадания к Макинтошу. – Вы не представляете себе, какие у меня могли быть из-за всего этого неприятности. Ведь это были не мои деньги.

– Правда? – без особенного интереса спросил Ленька.

– Да, – подтвердила Бронислава. – Я сейчас работаю в качестве социальной прислуги… Временно, – прибавила она ровным, уверенным тоном. И вздохнула. – Сам Георгий Георгиевич – тот бы мне, конечно, сразу поверил. Он доверяет честности людей и во мне, во всяком случае, никогда не сомневается. Но мадам довольно подозрительна, а Эмилия – это их дочь – вообще может наговорить чего угодно. У нее сложный характер.

– Балованная, наверное, – предположил Ленька.

Бронислава повторила:

– Сложный характер.

Очевидно, такова была формулировка, принятая в семье. Ленька мгновенно сориентировался, втянул незримое ласковое щупальце, подобрался.

Бронислава продолжала:

– К тому же у Эмилии непростой возраст – шестнадцать лет. Можете себе представить. Только что обнимает и целует, как лучшую подругу, а тут же – ледяной взгляд, как у маркизы, и – «подай мне, голубушка, фруктовый нож». Какой такой нож, отродясь не помню фруктового ножа! – Бронислава вдруг улыбнулась. Улыбка окончательно изуродовала ее лошадиное лицо. – Оказывается – представляете? – она просто просила дать ей ножик, чтобы разрезать яблоко. Но сказать просто было нельзя, непременно надо с вывертом. «Фруктовый нож»!

– Да, – согласился Ленька, – с причудами барышня.

Они перешли Невский проспект и на углу возле Казанского собора расстались. Ленька простился с Брониславой чуть теплее, чем с просто случайной знакомой, и легким шагом двинулся в сторону Гороховой улицы. Он знал, что прислуга меховщика провожает его взглядом.

Ленька вообще нравился женщинам. Он жалел их, обходился с ними по-доброму, потому что к любой женщине относился как к одной из своих сестер.