Фарфоровое лето - [22]

— Это партнер Вассарея, Артур Гольдман, — зашептал рядом с ней Отто. Элла не слушала его, в это мгновение она смотрела на невесту и не могла оторвать от нее глаз.

Клара совершенно преобразилась. Она не производила больше впечатления беззаботной юной девушки, прослывшей существом взбалмошным, способным на непредсказуемые поступки, с неровным, трудным характером. Невозможно было понять, что она собой представляла, к ней не подходили никакие обычные мерки, не были применимы никакие общие представления. В своем струящемся белом платье с длинным шлейфом, который несли двое детей, с касавшейся шлейфа фатой из тюля, прикрепленной к маленькой шапочке, с веткой сирени в левой руке, она шла так, как будто мир вокруг нее перестал существовать. Как будто в ее жизни есть лишь одна единственная цель, к которой она стремится: то место перед алтарем, где ждал ее Виктор Вассарей, внушительный и торжественный в визитке и серебристом галстуке.

Элла снова пришла в себя лишь тогда, когда ушам стало больно от нарастающей музыки, а жених и невеста заняли места на двух обитых красным бархатом стульях. Она посмотрела на Отто, равнодушно барабанившего пальцами по деревянной скамейке перед ними. Тот заметил ее взгляд и холодно улыбнулся ей.

После церемонии — долгое стояние в ризнице в ожидании своей очереди, чтобы пожелать счастья молодым, радостный возглас Клары:

— Как хорошо, что ты пришла! Виктор, это моя любимая кузина Элла со своим мужем.

Их быстро оттеснили, толчея при выходе из церкви, а на улице — снова обжигающий летний зной, множество высоких, черных такси с откинутым, сложенным верхом и потрясающая частная автомашина, серебристая с черным, в которую садилась молодая чета.

Какая-то приветливая супружеская пара пригласила Отто и Эллу в свое такси. Они сидели на откидных сиденьях у стенки, отделяющей места пассажиров от места водителя. Элла наслаждалась от всей души, она крепко держала свою шляпу, смеялась и против обыкновения много говорила, пока муж не заставил ее притихнуть, пихнув локтем в бок. Прежде чем усесться за стол в дорогом и шикарном ресторане, пили шампанское в холле, фотограф с тяжелой камерой переходил от одной группы гостей к другой, добрался он и до них. Отто отказался сниматься, Элла же захотела сфотографироваться, она встала на фоне мраморной колонны и заставила Отто подойти к ней. Он выдавил из себя улыбку — так получилась единственная фотография, на которой Отто улыбался, стоя рядом со своей женой. Элла долго хранила ее, но наступил момент, когда у нее пропало всякое желание делать это, и она порвала снимок. Ее внучка Кристина никогда не видела улыбающегося деда.

За столом Элла сидела отдельно от своего мужа и была рада этому обстоятельству. Ее сосед слева был преуспевающим коммерсантом, он увлекательно рассказывал о своих путешествиях; сосед справа был журналистом, он подробно и живо отвечал на ее неуверенные вопросы. Меню было напечатано по-французски на пергаментной бумаге с золотым обрезом, Элла поражалась каждому новому блюду, что приводило ее соседей в восторг. Сзади расположился оркестр, он начал играть, когда настал момент резать внушительный многослойный свадебный торт. На какое-то время Элла забыла о собственных успехах, она снова смотрела на свою кузину Клару, задумчивая серьезность которой сменилась беззаботной веселостью. Задыхаясь от смеха, невеста несколько раз пыталась надрезать глазурь торта, но неудачно: нож соскальзывал. Сначала гости громко смеялись вместе с ней, но вскоре смех почти затих, наконец Виктор Вассарей стал помогать Кларе, направляя ее руку, и торт был таким образом нарезан под громкие аплодисменты присутствующих. Когда метрдотель положил на тарелку первый кусок торта, чтобы передать невесте, Клара плавным движением отодвинула ее, обняла мужа за шею и положила голову ему на грудь. На несколько секунд все затаили дыхание. Потом Виктор Вассарей осторожно освободился из объятий жены и немного отстранился от нее. Клара чуть покачнулась, подняла голову. Всю свою дальнейшую жизнь Элла была убеждена в том, что ее кузина в этот момент выглядела испуганной и печальной. Но Клара быстро взяла себя в руки и громко объявила, что хочет танцевать. Она потянула своего мужа за собой в свободное пространство между расставленными подковой столами; они танцевали одни вальс «Розы с юга», вокруг стояли гости, поднявшиеся со своих мест. Танцевала, собственно, только Клара, она танцевала, вся отдавшись музыке, отдалившись от людей и времени, Виктор тоже танцевал, но так, как будто этот танец имел отношение лишь к этой свадьбе, а не к его жизни.

Около пяти часов вечера разразилась гроза, которую предсказывали, гром начал перекрывать музыку, и официанты поторопились закрыть окна, открытые из-за гнетущей жары, гости уже пребывали в это время в весьма непринужденном настроении, молодые же как раз собирались незаметно удалиться, чтобы отправиться в свадебное путешествие. Элла увидела, как мимо нее проскользнула Клара, и на секунду ощутила на своей щеке ее прохладные пальцы. Клариного лица она не разглядела. Впрочем, теперь Эллу уже не интересовала невеста, она хотела только наслаждаться этим праздником, превратившимся в ее личный праздник. Элла танцевала, хотя никогда не училась этому, танцевала фокстрот, танго и английский вальс со своими соседями по столу, а с совершенно незнакомым ей господином — даже новый модный танец блюз, легко переходила от одного партнера к другому во время импровизированной кадрили, быстро освоила трудные па чарльстона и румбы. Смеющаяся и разгоряченная, она скользила по паркету, а во время коротких пауз говорила, держа в руках бокал шампанского, со множеством незнакомых людей и чувствовала, что ее слушают с интересом. Элла радовалась не потому, что так положено на свадьбе, она просто не могла не радоваться. Время от времени она видела Отто, сидящего в каком-нибудь углу, погруженного в серьезный разговор с кем-нибудь, таким же, как он. Она не скучала без мужа.