Фараон Мернефта - [96]

Задыхаясь от быстрой скачки, с обнаженным оружием в руках, мы готовы уже были броситься на евреев, как вдруг страшные, потрясающие вопли заставили нас повернуть голову назад. Глазам моим представилось тогда зрелище, оледенившее кровь в моих жилах.

Подобно стреле, пущенной из лука и неспособной остановить свой полет, колесницы, всадники и пехота продолжали стремиться вперед, обрушиваясь на своих предшественников, которые, завязнув в илистой почве морского дна, не могли тронуться с места. Люди, лошади, колесницы сталкивались, бились, опрокидывались в безвыходном хаосе, и повсюду раздавались отчаянные крики страдания и ужаса.

Вдруг какое-то облако встало у меня пред глазами: серые морские волны, гонимые ветром, поднимались стеной. Еще минута, и убийственный вопль погибающего войска был заглушен плеском и гулом пенистой водной массы, покрывшей всё…

Голова моя закружилась, и я без чувств свалился на землю. То был не обморок, а какое-то тупое оцепенение.

Звуки торжественного и радостного песнопения заставили меня опомниться. Мой растерянный взор остановился на массе израильтян, которые на коленях, с воздетыми к небу руками, воспевали этот благодарственный гимн своему богу, так очевидно доказавшему им свою милость и покровительство.

На глазах у врагов погибла многочисленная и храбрая армия, испытанные военачальники и наш царь, великодушный и доблестный Мернефта. Инстинктивно мои товарищи окружили меня тесной группой. Мы не хотели отдаться в плен и собирались дорого продать свою жизнь, но в эту минуту к нам подошел Мезу.

— Воины египетские, — сказал он своим звучным голосом, — я дарую вам жизнь и свободу. Возвращайтесь на родину известить нового фараона и сообщите, как всемогущий Бог, пославший меня, защищает свой избранный народ.

Спустя несколько часов, мрачные и удрученные, мы переправились через морской рукав и возвратились в египетский стан, где оставались рабы, служители и обоз, охраняемый несколькими резервными отрядами.

Со стоном бродил я между бесчисленными рядами палаток, хозяева которых погибли в морских волнах. Я взглянул на голубой, затканный золотом шатер, где провел с фараоном последние часы его жизни и где еще лежал труп Радамеса. Теперь оба: и он, и предатель — сошли в царство теней…

Мало-помалу сошлись в лагерь рассеянные отряды войска, печальные остатки блестящей армии Мернефты, и слезы их смешались со слезами рабов и служителей. Надо было покинуть это злополучное место. С общего согласия я принял начальство и, как только взошло солнце, приказал строиться в путь караваном. Чувствуя себя слабым и нездоровым, я сел на верблюда и подал знак к отъезду.

Медленно потащились мы в обратный путь на родину, где появление наше должно было вызвать только вопли отчаяния и потоки слез. Цвет египетского дворянства погиб, и мысль о скорби всех этих благородных семейств, потерявших сыновей, отцов, братьев и мужей, как ножом резала мне сердце, словно дело шло о самых близких моих родных.

Приблизившись к египетской границе, я оставил свой печальный караван и с несколькими товарищами поехал вперед, чтобы поскорее известить нового фараона обо всем случившемся. Сердце мое тягостно замирало при мысли явиться к Сети вестником такого злополучия и описывать ему убийственную катастрофу, лишившую его отца, войска и цвета нации. Прибывши в Танис, мы, как были, запыленные и разбитые усталостью, направили коней прямо во дворец.

С тяжелым сердцем обратился я к начальнику телохранителей и попросил его немедленно проводить нас к царевичу Сети. Один из офицеров повел нас на обширную плоскую кровлю, где молодой регент, исхудалый и бледный как тень, сидел у стола и внимательно читал папирус, который ему предстояло подписать. Несколько пожилых коронных советников почтительно окружали царевича, отмечая его краткие распоряжения в своих записных книжках.

Услышав доклад обо мне, Сети быстро поднялся с места.

— Как, это ты, Нехо? — воскликнул он. — Что значат твоя угрюмая бледность и уныние твоих товарищей? Что возвещаете вы мне, несчастье, поражение? Да говори же наконец, говори и не терзай мне сердце змеями сомнения и тоски. Что с отцом моим?

Залившись слезами, я простерся ниц и, воздев к нему руки, воскликнул дрожащим голосом:

— Сети, сын Ра, податель жизни и радости, наш повелитель и фараон, да пошлют тебе боги здравие, долгоденствие и славу!

Царевич помертвел и судорожно прижал руки к своей раненой груди.

— Что ты говоришь, несчастный? Какой титул ты мне даешь? Разве отец мой умер?

— Славный фараон Мернефта погиб со всей своей армией, не успев даже обнажить меча.

Сети зашатался и упал бы, если б пораженные и трепещущие сановники не поддержали его и не усадили в кресло. Через минуту он открыл глаза и произнес глухим, но твердым голосом:

— Говори, я хочу знать всё!

Задыхаясь от горестного волнения, я подробно описал ему невероятную катастрофу, которой был свидетелем.

Тогда Сети приказал возложить на себя царские регалии, надел корону Верхнего и Нижнего Египта и в сопровождении сановников и свиты вышел на плоскую кровлю, обращенную на площадь. Приветственные клики, смешанные с рыданиями, встретили его появление.