Фантазии Старой Москвы - [18]

- Теперь - особенно. Живут-то здесь те, у кого жизнь удалась. - Сергей - обитатель спального района, Вешняков.

- Подо всем этим протекают речка Черногрязка. Ее загнали под землю еще давно.

- А теперь ты мне ответь. Я выдумал твое имя. А ты - не выдумала имя... автору?

Похоже, вопросом Сергей сбил девушку с толку. У него эта версия возникла раньше, позавчера: писательница-неудачница, страдает от отсутствия аудитории. Конечно Антонов погуглил, и никаких намеков на Дениса Муянова не обнаружил. Фамилия между тем редкая - странно. Она размышляла, что ответить. Наконец, произнесла:

- Хорошо. Я расскажу тебе про Дениса.

- Муянова?

- Ничего смешного. Фамилия как фамилия.

- Тем не менее, если бы выходил за него замуж, оставил девичью фамилию.

Наконец она улыбнулась:

- Длинная история. Уверен, что хочешь слушать?

- Давай уж без этих. Ты же сама хочешь. В смысле, рассказать.

 Хорошо...

ИСТОРИЯ ДЕНИСА МУЯНОВА ИЗ УСТ НЕЗНАКОМКИ

Денис Анатольевич Муянов родился в семье слесаря и кладовщицы типографии издательства "Связь", что в переулке Стопани (теперь - Огородной слободы, в далеком прошлом - Чудовский). Какая глупость! Не то, глупость, что родился. Конечно, Денис увидел Свет Божий в родильном доме – имени Клары Цеткин, это на Таганке, в Шелапутинском переулке. Рос-то он в Козлах (местный топоним). А семья обычная, в меру выпивающие работяги. Бывшая лимита, когда-то понаехали из Рязанской и Смоленской областей. Покорили, как говорится. Ну, и потом всю оставшуюся жизнь расплачивались - за то, что сами, по своей же дур... да нет - скорее, социальной активности оторвались от того, для чего скорее всего и были предназначены.

В семье он единственный, хотя родители могли произвести на Свет Божий и больше потомства. Жили в коммуналке, в Большом Козловском (отсюда и "Козлы"), комнатка так себе, даже без балкона - не расплодишься. Обстановка - "воронья слободка", соседи друг дружке кровные враги. Может в иных коммуналках – из кинофильмов и песен – душа в душу, как в песнях день рожденья всем обчеством, но здесь не искусство.

В ясли ходил рядом, теперь это здание занимает главный штаб военно-морского флота, детский садик тоже недалеко, на Стопани. Потом, когда вместо коммунистов к власти пришли демократы, в нем сделали еврейскую школу.

Учился в школе номер 613, на углу улицы Грибоедова и Большого Харитоньевского переулка, она носила имя Николая Некрасова, возле нее даже стоял памятник поэту. Потом школу перевели в другое здание, на улице Чаплыгина, а в старом сделали медицинское училище, номер 24. Что-то складывалось не так, никакое учреждение в этом доме не задерживалось, все катилось в тартарары.

Денис стал задумываться о том, что не так. А на мысли мальчика подтолкнуло одно, казалось бы, малозначительное событие. На углу Грибоедова и Харитоньевского к Муянову подошел старец. Такой - с седой бородой и в сером пиджаке, воняющем нафталином. Мальчиков было трое, но дедушка обратился именно к Денису:

- Знаешь, что здесь было, отрок? - И кивнул на школу.

- Конечно. Церковь. - Дело в том, что об этом знают все. Старухи во дворе рассказывают, да еще и крестятся, выпучив коровьи глаза.

- Молодец. А мне скоро помирать, вот... Один остался, такие дела. Хочу тебе отдать это...

И старец протянул альбом, красный, потертый, с золотым теснением. На обложке так и написано: "АЛЬБОМЬ". Он небольшой, меньше книжки, но толстенький.

- А почему мне? - Спросил Денис.

- Так... не знаю.

- Спасибо.

- Пожалуйста. Ты сохрани. Ради Бога. Пожалуйста.

Период, в который попало Денискино детство, своеобразный. Старая Москва стахановскими темпами выселялась. Москвичей вытесняли поближе к МКАД, ходили слухи о том, что тех, кто не хотел и ерепенился, отправляли в психушку, а то и травили. Дома ломали, а на их месте строили всякое разное, преимущественно учреждения и элитное жилье для партийных и прочих начальников. И период между выселением жильцов и поломкой ветхие лачуги были для пацанов клондайком. Детвора любила лазить по старым домам в поисках всякого такого. Да и взрослые барахольщики тоже были не дураки, ведь люди порою бросали несметные сокровища наподобие сталинских облигаций, старинных книг или даже почтовых марок. Последние тогда были в моде. Как говорится, избавлялись от прошлого ради светлого будущего в каком-нибудь Ясеневе. В выселенных домах было страшно, но разве мальчики - не мужчины?

У пацанов даже бизнес оформился: находки они обменивали - например, на жвачку. Вот и про красный альбом Денис подумал то же. Дома он разглядел подарок старца и по внутренней интуиции обменивать раздумал. Раньше он его не видел, в смысле, старика. В Старой Москве много таких вот чудаков... было. И каждый чудил во что горазд. В основном они являлись натуральными городскими сумасшедшими, своеобразным красочным штрихом на серой картине бывшего купеческого города, превращенного в имперскую столицу, но в дурдом почему-то их не отправляли.

Альбом содержал какие-то не слишком разборчивые записи и чертежи. Сначала было непонятно, а потом озарило предположение: вдруг здесь рассказывается о кладе? Внимательно изучив одну из схем, Денис узнал план родных переулков. Но очень скоро устал, надоело. Забросил на шкаф и забыл. Мальчишья память коротка.