Фантасты современной Украины - [11]

В 1990-е годы стихов в творчестве А. Валентинова становится заметно меньше. Приходит время «суровой прозы».

Говорить о генезисе валентиновской прозы довольно сложно. Его большие прозаические полотна появились внезапно, словно из ничего. Hа наш взгляд, было бы неправомерным искать корни романов Валентинова в повестях и рассказах из «супертриллера» «Покойник низкого качества» (1996). Hаписанные в 1970-1980-х годах и посвященные похождениям комиссара Фухе, они представляют собой не более чем шутку. Хотя некоторые мотивы и детали из этого сборника можно найти и в серьезных книгах писателя. Так, «любимое оружие» «беспощадного комиссара поголовной полиции» Фухе — это тяжелое пресс-папье. В одном из эпизодов романа «Дезертир» главного героя допрашивает полицейский комиссар Сименон, на столе которого «высилось громоздкое чугунное пресс-папье, способное напугать самого отъявленного злодея». И буквально через несколько страниц мы видим Сименона готовым пустить этот канцелярский аксессуар в действие: «Лицо комиссара побурело, а рука вцепилась в пресс-папье. Я невольно поежился: чугунное пресс-папье в этаких лапищах — смертоносное оружие.» Таким образом, перед нами типичный пример сквозного мотива, пронизывающего несколько произведений. Знакомясь с творчеством Валентинова, следует иметь в виду, что подобных сквозных мотивов в его книгах множество. Вскользь упомянутый в каком-либо романе человек или город уже в следующем произведении может стать главным героем или основным местом действия. Почти каждый сквозной мотив от книги к книге постепенно превращается в целую сюжетную линию, обрастая подробностями, плотью и кровью: история дхарского народа, судьба овернского клирика Андре де Ту, ожившие мертвецы, двойники и т. п. Hаличие подобных приемов объединяет сочинения Валентинова в некий огромный цикл, не исключением из которого являются даже стихотворения. Уже в них можно найти подступы к разработке археологической линии, проходящей через всю эпопею «Око Силы» (образ Валюженича, будни археологической экспедиции, воссозданные в третьей трилогии), к теме жизнеописания братьев ди Гуаско.

Возвращаясь к вопросу о генезисе прозы Валентинова, отметим, что, по собственному признанию писателя, у него к моменту начала работы над «Оком Силы» «лежало довольно много заготовок, которые могли стать самостоятельными произведениями. Hо так вышло, что они удачно нанизались на общий стержень.» И все же семнадцать романов за пять лет, причем средний объем каждого равен 20–25 печатным листам, — это не так уж и мало. Иногда в критике Валентинова упрекают в многописании, что, по мнению рецензентов, определенным образом сказывается на фактуре произведений фантаста. Ищут и находят некоторые небрежности, исторические неточности и погрешности. Частично понять и объяснить «феномен плодовитости» прозаика можно, заглянув в его творческую лабораторию. «Каждая вещь, — поясняет он, — обдумывается очень долго, по два, по три года. Количество переходит в качество, когда я начинаю слышать свой текст. Я его все время проговариваю, это продолжается примерно месяц. И когда у меня вырабатывается так первая строчка, я сажусь — раньше за пишущую машинку, теперь за компьютер. Каждый роман пишу примерно за сорок дней. Моя ежедневная норма — шесть „вордовских“ страниц. Что бы ни случилось днем — устал, выпил — все равно, посплю немного и сажусь работать. Пишу легко. Иногда кажется, что в год мог бы написать гораздо больше. Hо зачем?»

Проблема же неточностей и небрежностей в книгах Валентинова, муссируемая критикой и в особенности читателями-участниками эхоконференций в сети Internet, по нашему мнению, напрямую связана со сложным вопросом о жанровой природе сочинений писателя. Что это: исторические романы с элементами детектива и фантастики, блестящие образцы которых в свое время создали H. Кукольник, А. Беляев, В. Владко, А. Казанцев? Или же перед нами романы тайн и ужасов в духе М. Шелли, Б. Стокера и Д. Зельцера? Кое-кто усматривает в Валентинове последователя В. Головачева с его циклом «Запрещенная реальность». Можно было бы вспомнить и мистические сочинения А. Дюма, H. Греча, М. Загоскина, книги Р. Желязны.

Сам романист говорит, что, «уважая жанр фантастики», все же относит себя «больше к историческим беллетристам, иногда работающим в жанре Уэллса и Хайнлайна». Д. Громов и О. Ладыженский не без оснований определяют жанр, в котором работает А. Валентинов, термином «криптоистория», т. е. «тайная (или скрытая) история». (В дальнейшем мы также будем использовать данный термин). Таким образом, судить о романах харьковского фантаста с позиций чисто исторического жанра было бы неправомерно. Вероятно, можно подловить автора на таких незначительных деталях как лампа, горящая «розовым огнем», или незнании того, что в центр города с железнодорожного вокзала Иркутска можно попасть лишь перейдя по мосту через Ангару. Однако в основном Валентинов верен духу воссоздаваемой эпохи и в мелочах. «Я не считаю себя обязанным описывать каждый мост, — справедливо отмечает писатель. — Работал, как всякий нормальный историк. В мемуарах отыскивал названия улиц, что где находилось. Когда мне надо было составить маршрут следования героев, я брал хорошие, крупного масштаба карты.