Фантастика в век НТР - [42]

И, право, авторская неудача оборачивается неожиданным выигрышем. На фоне образа бандагала особенно неприглядными кажутся фигуры этих «цивилизаторов», «культуртрегеров», захлебывающихся в кипящих водах адской реки.

И здесь мы вышли вновь узреть светила.

Так заканчивает первую часть "Божественной комедии" великий флорентиец. Покинем и мы подземные селения и, минуя промежуточную станцию «Чистилище», устремимся в эфирные выси. Нам не остается ничего другого, поскольку действие некоторых рассказов протекает в раю, причем в совершенно прямом, а не иносказательном смысле. И не наша вина, что эта заключительная часть путешествия менее интересна. Ведь и у Данте ад получился куда более впечатляющим, чем несколько бесцветный и пресный рай. И что можно сказать о рае, из которого разбегаются ангелы ("Необычный ангел"), причем они бегут не куда-нибудь, а на грешную землю? Поэтому, может быть, откажемся от этой сомнительной экспедиции? Ничего интересного нас в ней не ожидает. Вот, к примеру, юмореска Сандро Сандрелли «Прототип». В ней дается несколько отличное от ветхозаветного объяснение происхождения человека. Предположив существование в незапамятные времена протоцивилизации, мыслящие члены которой функционировали не на белковом уровне, Сандрелли рассматривает праотца нашего Адама в качестве первого образца авто-динамо-аминокислотных машин. Оригинально, не правда ли? Из-за этого не стоит стремиться в рай. Итак, будем считать наше путешествие законченным. И вовремя!

В дантовом аду третий пояс седьмого круга отведен специально для насильников над божеством (богохульников). Но, к счастью, и в раю, и в аду, как мы видим, установились сравнительно либеральные режимы. Иначе не миновать некоторым итальянским авторам, а вместе с ними и вашему проводнику, уважаемый читатель, геенны огненной.

Правда, в наш век и ад уже не столь страшен, и в раю царит не единая (цитирую последнюю строфу "Божественной комедии") "любовь, что движет солнца и светила".

Светила и солнце движутся по законам небесной механики. Человеческое же общество движет труд, и, чтобы он везде стал свободным и радостным, люди должны знать, чем грозит закабалившая его ночь.

В год башни Солнца

Башня Солнца над шумной и многоязычной ярмаркой в Осаке. Мучительное и торжественное восхождение от мертвой материи к высшим формам жизни и разума, величественная лестница эволюции. Бог создал человека по своему образу и подобию, человек отплатил ему тем же — этот мудрый афоризм должен приходить на память, когда эскалатор несется мимо разноцветных причудливых масок. Здесь, наверное, боги всех времен и народов, грозные и милостивые, с ликами устрашающими и прекрасными. Мифология человечества. Его долгий сон, его прошлое. Все дальше и дальше уводит лестница эволюции — к иным высотам, к иным свершениям. Торжестве разума и гармонии, космическое будущее Земли. Это уже иная мифология, рожденная нашим прекрасным и трагическим веком.

Не случайно, совсем не случайно в числе тех, кто задумал этот величественный памятник истории побед и заблуждений человека, были ведущие фантасты Японии. Научная фантастика — уникальное детище культуры нашего века, мост между могучими путями познания, наукой и искусством. Впервые научные фантасты мира встретились за одним столом. И опять, наверное, не случайно, что произошло это в Японии, в год Всемирной выставки. Фантастика оказалась права: человечество действительно превратилось в космический фактор. В этом можно было наглядно убедиться, побывав в павильонах СССР и США.

Но то, что фантастике — космической, земной и подводной — целиком был посвящен один из японских павильонов, удивило даже научных фантастов. Конечно, не самих японцев, много сделавших для того, чтобы фантастика стала повседневным элементом культурной жизни их страны.

Фантастика в послевоенной Японии действительно развивается исключительно бурно. Этот поразительный рост удивителен даже для страны с такими богатыми традициями в этом жанре, как Япония. Советский читатель знаком с новеллами Уэда Акинари "Луна в тумане", великолепной повестью о привидениях "Пионовый фонарь" Санъюэтэй Энтё и повестью Акутагавы Рюноскэ "В стране водяных", с творчеством выдающего современного фантаста Кобо Абэ, создавшего "Четвертый ледниковый период", "Женщину в песках", "Чужое лицо".

Внешне японскую фантастику можно сравнительно легко разделить на течения, характерные для фантастики европейской. Тут и "готический роман" с привидениями, где сверхъестественное на поверку оказывается мнимым, и странная тревожная фантастика, граничащая с иррациональным, близкая к произведениям Кафки и "Поминкам по Финнегану" Джойса, и тонкая акварель, вся сотканная из одного настроения, которой написаны некоторые рассказы Брэдбери, и почти классический роман-предупреждение. Но это только внешняя сторона. Как "Пионовый фонарь" ничего общего не имеет с романами Анны Рэдклифф, так "Четвертый ледниковый период" — явление чисто японское. Как приходя с работы, японец снимает европейский костюм, ботинки, галстук и переодевается в кимоно и сандалии, так атмосфера исследовательского института, американизированные отношения, сигареты и виски являются только внешним каркасом Романа Кобо Абэ "Четвертый ледниковый период". Истинные отношения героев, их мораль, взгляды на жизнь, любовь и смерть, то есть все то, из чего слагается душа человека, совсем иные, чем это может показаться при беглом знакомстве. И ключ к ним — японская классика, Японская культура, японский характер.