Фантастика «Фантакрим-MEGA» - [16]
— Ну, это… это секс, вот что.
В этих яшмовых глазах вспыхнул свет.
— О, ты имеешь в виду приобретение детей?
— Да. Совершенно верно.
Она рассмеялась. Впервые услышал я смех в Тиреллиане. Как будто виолончелист провел смычком по струнам. Слушать было не очень приятно, особенно потому, что она смеялась слишком долго.
— Теперь я вспомнила. У нас тоже были такие правила. Полпроцессии назад, когда я была ребенком, у нас были такие правила, но… — Похоже было, что она готова снова рассмеяться. — В них больше нет необходимости.
Мозг мой помчался, как магнитофонная лента при перемотке.
Полпроцессии! Нет! Да! Полпроцессии — это же приблизительно двести сорок три земных года!
Достаточно времени, чтобы изучить все две тысячи двести двадцать четыре танца Локара.
Достаточно времени, чтобы состариться, если ты человек.
Человек с Земли.
Я снова взглянул на нее, бледную, как белая шахматная королева из слоновой кости.
Она человек, готов заложить душу, что она живой, нормальный здоровый человек, и она женщина… Мое тело…
Но ей двести пятьдесят лет. Значит, М'Квайе — бабушка Мафусаила. А они еще хвалили меня как лингвиста и поэта. Эти высшие существа!
Но что она имела в виду, говоря, что сейчас в этих правилах «нет необходимости»?
Откуда этот истерический смех? К чему все эти странные взгляды М'Квайе?
Неожиданно я понял, что близок к чему-то важному.
— Скажи мне, — произнес я якобы безразличным тоном, — имеет это отношение к чуме, о которой писал Тамур?
— Да, — ответила она, — дети, рожденные после дождей, не могут иметь детей, и…
— И что?
Я наклонился вперед, моя память-магнитофон была установлена на «запись».
— У мужчин нет желания иметь их.
Я так и откинулся к спинке кровати. Расовая стерильность, мужская импотенция, последовавшие за необычной погодой.
Неужели бродячее радиоактивное облако, бог знает откуда, однажды проникло сквозь их разряженную атмосферу? Проникло в день, задолго до того, как Скиапарелли увидел каналы — мифические, как мой дракон, — задолго до того, как эти каналы вызвали верные догадки на совершенно неверном основании. Жила ли ты тогда, Бракса, танцевала или мучилась, проклятая в материнском чреве, обреченная на бесплодие? И другой слепой Мильтон писал о другом рае, тоже потерянном…
Я нащупал сигарету. Хорошо, что я догадался захватить пепельницу. На Марсе никогда не было ни табака, ни выпивки. Аскеты, встреченные мною в Индии, настоящие гедонисты по сравнению с марсианами.
— Что это за огненная трубка?
— Сигарета. Хочешь?
— Да.
Она села рядом, и я прикурил для нее сигарету.
— Раздражает нос.
— Да. Втяни немного в легкие, подержи там и выдохни.
Прошло несколько мгновений.
— Ох! — выдохнула она.
Пауза. Потом:
— Она священная?
— Нет, это никотин, эрзац нирваны.
Снова пауза.
— Пожалуйста, не проси меня переводить слово «эрзац».
— Не буду. У меня бывает такое чувство во время танца.
— Это головокружение сейчас пройдет.
— Теперь расскажи мне свою поэму.
Мне пришла в голову идея.
— Погоди, у меня есть кое-что получше.
Я встал, порылся в записях, потом вернулся и сел рядом с ней.
— Здесь три первые главы из книги Экклезиаста. Она очень похожа на ваши священные книги.
Я начал читать.
Когда я прочитал одиннадцать строф, она воскликнула:
— Не надо! Лучше почитай свои!
Я остановился и швырнул блокнот на стол.
Она дрожала, но не так, как тогда, в танце. Она дрожала невыплаканными слезами, держа сигарету неуклюже, как карандаш.
Я обнял ее за плечи.
— Он такой печальный, — сказала она.
Тут я перевязал свой мозг, как яркую ленту, сложил ее и завязал рождественским узлом, который мне так нравился.
С немецкого на марсианский, экспромтом, переводил я поэму об испанской танцовщице.
Мне казалось, что ей будет приятно. Я оказался прав.
— Ох! — сказала она снова. — Так это ты написал?
— Нет, поэт лучший, чем я.
— Не верю. Ты написал это.
— Это написал человек по имени Рильке.
— Но ты перевел на мой язык. Зажги другую спичку, чтобы я видела, как она танцует.
Я зажег.
— «Вечный огонь», — пробормотала она, — и она идет по нему «маленькими крепкими ногами». Я бы хотела танцевать так.
— Ты танцуешь лучше любой цыганки.
Я засмеялся, задувая спичку.
— Нет. Я так не умею.
Сигарета ее погасла.
— Хочешь, чтобы я станцевала для тебя?
— Нет. Иди в постель.
Она улыбнулась и, прежде чем я понял, расстегнула красную пряжку на плече.
Одежды соскользнули.
Я с трудом сглотнул.
— Хорошо, — сказала она.
Я поцеловал ее, и ветер от снимаемой одежды погасил лампу.
Дни были подобны листьям у Шелли: желтые, красные, коричневые, яркими клубками взметенные западным ветром. Они проносились мимо меня под шорох микрофильмов. Почти все книги были скопированы.
Ученым потребуются годы, чтобы разобраться и определить их ценность.
Марс был заперт в ящике моего письменного стола.
Экклезиаст, к которому я много раз возвращался, был почти готов к звучанию на Высоком Языке.
Но находясь в храме, я насвистывал, писал стихи, которых бы устыдился раньше, по вечерам бродил с Браксой по дюнам или поднимался в горы. Иногда она танцевала для меня, а я читал ей что-нибудь длинное, написанное гекзаметром. Она по-прежнему считала, что я Рильке, и я сам почти поверил в тождество.
Вечное противостояние Порядка и Хаоса, каждый из которых порождает миллионы отражений, миллионы Теней, населенных бесчисленными существами… Словами самого Р. Желязны: «Амберский цикл — своего рода комментарий к моим размышлениям о природе реальности и к восприятию этой реальности людьми». В известной мере Амберский цикл предвосхитил идею, которая обрела статус культовой с выходом фильма «Матрица» братьев Вачовски: Земля — не более чем иллюзия (Тень) некоей высшей, истинной реальности. В издании, которое вы, уважаемый читатель, держите в руках, впервые все десять романов Амберского цикла собраны под одной обложкой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
А не хотите ли вы совершить небольшую прогулку по ночному Лондону? Пройтись по Бейкер-стрит, посетить Сохо, выйти на набережную Темзы, чтобы полюбоваться проплывающими пароходиками? Но помните, что в то же самое время где-то неслышно крадется кровавый Джек-потрошитель, а из-за кустов за вами внимательно наблюдает доктор Франкенштейн в компании со своим ужасным монстром!Да, это не та добрая старая Англия, которую мы знаем по рассказам Конан Дойля, это — мир, созданный неудержимой фантазией выдающегося американского писателя Роджера Желязны, который предлагает вам отправиться в это необычное путешествие в компании самого лучшего проводника — сторожевого пса Снаффа…Когда в интервью в 1995 году (то есть последний год жизни) Желязны попросили назвать пяти любимых произведений, наряду с романами «Князь Света», «Двери в песке», «Глаз кота» и «Этот бессмертный» он назвал и роман «Ночь в тоскливом октябре».
В другом переводе название звучит как «Валет из страны Теней». В этом произведении, как и в «Князе Света», и в «Созданиях Света и Тьмы», автор обращается к мифологии, народному эпосу. Своеобразная стилистика романа, определенная ироничность повествования делают чтение очень увлекательным.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Действие романа происходит в постъядерном мире. Художнику-инвалиду предстоит найти человека, из-за которого началась ядерная война. Человека, которого называют Господь Гнева.
Раздражение группы нейронов, названных «Узлом К», приводит к тому, что силы организма удесятеряются. Но почему же препараты, снимающие раздражение с «Узла К», не действуют на буйнопомешанных? Сотрудники исследовательской лаборатории не могут дать на этот вопрос никакого ответа, и только у Виктора Николаевича есть интересная гипотеза.
Первоначальный вариант рассказа был издан в 1962 году под названием «Х=».
Большой Совет планеты Артума обсуждает вопрос об экспедиции на Землю. С одной стороны, на ней имеются явные признаки цивилизации, а с другой — по таким признакам нельзя судить о степени развития общества. Чтобы установить истину, на Землю решили послать двух разведчиков-детективов.
С батискафом случилась авария, и он упал на дно океана. Внутри аппарата находится один человек — Володя Уральцев. У него есть всё: электричество, пища, воздух — нет только связи. И в ожидании спасения он боится одного: что сойдет с ума раньше, чем его найдут спасатели.
На неисследованной планете происходит контакт разведчики с Земли с разумными обитателями планеты, чья концепция жизни является совершенно отличной от земной.
Биолог, медик, поэт из XIX столетия, предсказавший синтез клетки и восстановление личности, попал в XXI век. Его тело воссоздали по клеткам организма, а структуру мозга, т. е. основную специфику личности — по его делам, трудам, списку проведённых опытов и сделанным из них выводам.