Фантастика 2009. Выпуск 1 - [188]

– Это какого Леонида Андреева?..

Но Зоя не намеревалась терять инициативу.

– А стихи откуда переписывали? Из альбома, да?

– Из какого альбома?

– А из того, который вам юная дурочка на макулатуру притащила вместе с бабушкиными письмами и Леонидом Андреевым, да еще с альманахом «Северные цветы».

– Откуда ты знаешь? – Поэт сделал попытку подняться со скамейки и бежать, но Зоя Платоновна была к этому готова и сжала его кисть твердыми пальцами бывшего шофера.

– Сидите, – сказала она. – И слушайте.

– Ничего не знаю. Альбома не видал.

– Молчать, жулик, – сказала громким шепотом Зоя Платоновна. – Не надо быть Шерлоком Холмсом, чтобы понять, что было на самом деле. Вы – безнадежный графоман. Вирши ваши, я имею в виду вирши вашего собственного изготовления, – безнадежны, за несколько лет планомерной осады газеты и снабжения кое-кого книжками по сходной цене вам удалось пробить только один опус...

– Два!

– Второго я не углядела. Не важно. И вдруг совсем недавно вы, по словам той же Сонечки, начали писать лучше. Значит, или в вас прибавилось таланта...

– А если прибавилось?

– А вот не прибавилось! Вы не такой уж идиот, чтобы переписывать стихи из книг. Значит, вам в руки попал источник, вернее всего рукописный, такой, что вам показался безопасным, чтобы из него черпать. Если бы мне вчера случайно не пришлось узнать, как вы купили у той молодой женщины бабушкин альбом, я бы, наверное, еще долго ломала голову. А теперь ясно. Вы взяли альбом...

– Ничего подобного!

– Ваши глаза вас выдали!

Эта банальная фраза из следовательской литературы неожиданно оказала эффект: поэт зажмурился и ответил, не размежая век:

– Все равно не сознаюсь.

– Уже сознались. И должна вам сказать, что вы совершили ошибку, которую всегда совершают начинающие преступники. В силу недостаточного знания русской поэзии первой половины девятнадцатого века вы решили, что, если написано от руки, значит, напечатано не было. А в те времена в провинциальные альбомы часто переписывали напечатанные стихотворения. Печатных изданий не хватало. Понимаете, как вы жестоко ошиблись? Ваши творения уже сто пятьдесят лет как включены в хрестоматии!

Поэт все еще сидел с закрытыми глазами. Он кивнул, сдаваясь на милость победителя.

– Были напечатаны... – прошептал он. – Как попался!

– Странно вы устроены, – сказала Зоя Платоновна. – Если печатный текст украли, то это преступление или, скажем...

– Ошибка, – быстро подсказал поэт.

– А если бы ненапечатанные, то тогда можно?

– Можно, – сказал поэт.

– У меня к вам предложение, – сказала Зоя Платоновна. – В газету вы больше не ходите. И без меня там не сегодня-завтра догадаются. Альбом же вернете хозяевам, вместе с письмами их бабушки.

– Нет, – сказал поэт. – Я за него по весу заплатил.

– Не сопротивляйтесь, – сказала Зоя Платоновна, поднимаясь со скамейки. – Вы далеко живете?

Ковать железо надо, пока горячо, поэт мог опомниться.

– Рядом...

– Пошли. Идите, идите, не стесняйтесь. Деньги, заплаченные за макулатуру, вы уже с лихвой возместили. Гонорар за стихи получили?

– Разве это гонорар? – удивился поэт. – Это все равно что на общественных началах.

– Не притворяйтесь, – сказала Зоя Платоновна, подталкивая свою жертву. – Все равно эта сумма значительно превышает расходы на покупку. Учтите, я сейчас не спрашиваю, сколько вы взяли с Сонечки за Андреева и кому продали «Северные цветы». И не заставляйте меня интересоваться этим всерьез.

Некоторое время они шли молча. Потом Крымский-Москвич немного опомнился и спросил:

– Значит, я вам альбом, а вы его себе возьмете?

– Ничего подобного, – отрезала Зоя Платоновна. – Мы вместе пойдем к его хозяевам. Вместе и отдадим. С извинениями.

Придумать ответа поэт не успел, потому что они подошли к его дому, двухэтажному сооружению, построенному в тридцатых годах.

– Подожди здесь, – сказал поэт.

– И не подумаю, – ответила Зоя Платоновна. – Не знаю, каким черным ходом вы убежите.

Преступник вздохнул – возможно, Зоя Платоновна угадала его тайные мысли.

Они поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж, остановились перед дверью с большим навесным замком. Поэт сунул руку в карман и сказал:

– Я ключи забыл.

– Вас обыскать? – вежливо спросила Зоя Платоновна. На площадку выходило еще три двери, за ними были слышны голоса.

– Тишше, – прошипел старьевщик, вытаскивая из кармана связку ключей. Замок открылся. Поэт вошел первым, Зоя на шаг сзади. Ни на секунду не ослаблять давления!

Большая, грязная – видно, никогда не ремонтировалась – комната была завалена старыми вещами и книгами так, что продавленный диван, на котором лежала неубранная постель жителя этого поэтического логова, с трудом угадывался в месиве вещей. От каждого шага поднималась пыль... Альбом в потертом сафьяновом переплете с позолоченными застежками лежал на столе, под сковородой с недоеденной яичницей.

– Альбом вижу, – сказала Зоя Платоновна, снимая сковородку. – А где письма бабушки?

– А кто их знает? – ответил поэт. – Может, и выкинул.

– Ищите! Быстро. Это как операция. Чем скорее сделать, тем скорее выздоровеете. Может, даже что-нибудь дельное напишете. Сами.

Почему-то эта мысль приободрила поэта, он пошел к приоткрытому шкафу, в котором не помещались старые костюмы, и нагнулся, чтобы достать пачку писем.