Фантастика 1985 - [17]

Не проглядел танцующего, весело воющего, идущего задом наперед пса и сам хозяин. Усмехнулся: «Вот циркач! Во дает! Но зачем язык кверху кидает?…» Блондинка же оставалась невидимой и для него.

Как потом объяснил Стариков, ее могли видеть только те, кто принимал ампулки.

Прошла минута, другая…

Когда же, потеряв терпение, наблюдавшие заглянули в сарай и посветили фонариками, то увидели пса, который словно бы подползал к кому-то, положив голову на передние лапы и замерев в этой позе покорности. Больше никого в сарае не было…

Хозяин окликнул пса.

Он не шевельнулся.

— Мертв… — опешил хозяин.

— Вот оно, какое нутро ампулок, — холодным голосом сказал Стариков. — Мерзость одна!

— Но почему она убила собаку?! — возмутился Ельчанинов.

— Жалко пса, — грустно сказал хозяин, ничего не понимая.

— Разве не ясно почему? — отозвался Стариков. — Лекарство пошло по ложному пути. Вызов оказался неожиданным. И она, а вернее, те, кто контролирует ее действия, — перечеркнули ложный вызов.

— Почему же мы не могли догадаться, что так произойдет? — огорчился хозяин.

— А потому что мы люди! — воскликнул Стариков. — Мы продолжали думать как люди. Подозревали, но опасались поверить. В лекарстве же все бесчеловечно. Даже его полезная сторона, потому что завлекает человека в западню. И пес указал на нее своей смертью…

На следующую ночь блондинка приснилась Старикову и Ельчанинову. Она была все той же, милой и привлекательной, с улыбкой, говорила о соловьях…

Альберт Валентинов ПРИЗВАНИЕ

Шеф приставил к Машине Володьку Шмакова потому, что тот играл на аккордеоне и, следовательно, имел хоть какое-то отношение к музыке. Шефу это было необходимо для респекта: как же, свой музыкант. Ни в одной лаборатории программисты не имели хобби, которое имело бы прямое отношение к работе, а у нас — пожалуйста. О том, к каким последствиям это могло привести, шеф не задумывался. Ему это и в голову не приходило — проанализировать сочетание факторов и транспонировать их на перспективу. Он всегда был несколько завышенного мнения о своем авторитете, и никакие житейские передряги не могли это мнение поколебать. Ну что ж, ему же хуже…

Задача была чисто эмпирической — научить позитронную Машину сочинять музыку. Никто, разумеется, не собирался создавать механических композиторов: увлечение этим давно прошло. Машину собирались научить черчению географических карт по данным аэрофотосъемки. А потом ее с нетерпением ждали палеонтологи, чтобы она по окаменевшим костям восстанавливала облик всяких там динозавров. Просто необходимо было проверить возможности позитроники. Вдруг обнаружилось, что позитронные системы способны на алогичные решения. Как человек. Разумеется, слово «алогичные» следует взять в кавычки: человек ведь тоже на это не способен. За каждым нашим вроде бы необъяснимым поступком стоит целый комплекс причинных связей, причудливая цепочка ассоциаций, запрятанных глубоко в подсознание.

Способность позитроники к причинному и ассоциативному анализу открывала перед вычислительной техникой поистине безграничные возможности. А Машина была первым таким компьютером, и никто еще не знал, чего от нее можно ждать. Поэтому и таскали ее из лаборатории в лабораторию, выуживая данные для диссертаций.

— Красавица! — восхищенно вскричал Володька, в первый раз увидев Машину.

Она и впрямь была красива — сказалось введение в штат института дизайнеров. Вместо неуклюже сваренного железного комода, в беспорядке утыканного разноцветными лампочками, получилась изящная обтекаемая вещица, чуть побольше пианино. Даже покрыта она была черным рояльным лаком. У нее, разумеется, тоже были лампочки, но, собранные в одном месте, за выпуклым овальным стеклом, они только украшали внешний вид.

Когда Володька произнес свой комплимент, Машина была включена и нудно выпиливала хроматическую гамму в фаготном регистре. Очевидно, от сотрясения воздуха ее лампочки засияли ярче, и она перескочила через ноту.

— Ну-ну, моя хорошая, не надо торопиться, ты пропустила ре диез, — сказал Володька, стирая носовым платком следы чьих-то пальцев с лакированной поверхности. — Хроматическая гамма тем и знаменита, что в ней нотка бежит за ноткой, как по лесенке.

Лампочки горели с явным перекалом. Машина помолчала, будто собираясь с духом, и вдруг лихо выдала всю гамму в том веселом ритме, который называется мольто виваче.

Володька заплясал от восторга.

— А что я говорил! — заорал он. — Это же не компьютер, это вундеркинд. Мы ее еще такому научим…

Тут шеф решил, что пора напомнить, кто хозяин в лаборатории.

— Шмаков, зарубите на носу: вы лично ничему учить ее не будете. Ваша задача чисто служебная — программировать вводимую в Машину информацию. А учить ее будут профессиональные музыканты, не чета вам.

Володька разочарованно пожал плечами, а лампочки у Машины потускнели.

Таким образом шеф предопределил Володьке роль простого переводчика. Он был из того, ранее распространенного типа «выбившихся в люди» начальников, для которых собственные подчиненные всегда второй сорт. Не то, что в соседней лаборатории… Но в данном случае он сел в калошу: учить Машину пришлось все-таки Володьке. Профессиональные музыканты оказались людьми капризными, как и полагается деятелям искусства. То у них концерт, то репетиция, то творческое заседание, то просто нет вдохновения. А время не ждало. И Володька, обладавший, к счастью, кое-какими познаниями в нотной грамоте, приступил к занятиям.