Фантастика 1984 - [3]

Ходьба разогрела их. Неудача опыта отошла в сторону.

О самом опыте не говорили. Заботило их другое.

— Что мы все-таки видели, Костя, вспомним!

— Небо видели, — сказал Костя. — Тополя.

— Стену, — продолжила Варя, — и на ней буквы: СА. И на конце Н с мягким знаком.

— Точно, — согласился Костя. — На конце Н с мягким знаком.

Оба несколько секунд помолчали.

— В общем, надпись мы не прочли, — сказала Варя.

— А догадаться можно?

Еще раз перебрали буквы. Ничего не сложилось.

Вернулись к опыту. Опять к буквам. Начали повторяться.

Но тут дорога обогнула гору, в свете яркого дня, солнца перед Варей и Константином блестел Байкал.

Свидание с Байкалом всегда событие. Это Варя и Константин заметили еще в прошлой поездке. Утром, вечером, днем Байкал всегда неожиданный, новый. Он как голубой лотос — свежий и нежный. Даже сейчас, в зимний день, — что бы казалось — мороз и лед? — Байкал не теряет извечных цветов и красок. К берегу, к скалам он прильнул изрытой торосистой кромкой. Но ведь это — серебро и хрусталь, в каждом изломе солнце! А дальше — Варя вскинула руку, — дальше уходил чистый ледяной панцирь, зеркало — опять волшебное зеркало!

И в нем каждой зазубриной отражался далекий, с противоположного берега, горный хребет. В нем отражалось небо, это придавало льду голубизну. Под ним светилась вода, и это голубизне прибавляло зелени. Местами по льду тянулись — ветер их положил — наносы, похожие на перистые застывшие облака. Сочетание голубого, зеленого, белого было радостным, праздничным. Праздник отражался у Вари в глазах.

— Костя, — говорила она. — Костя!

Медленно они шли по смерзшейся гальке. Она не шуршала, не перекатывалась под ногами — потрескивала. Это был ни с чем не сравнимый зимний звук. Варя смеялась.

— Почему ты молчишь? — подняла лицо.

— Все молчит, — сказал Константин.

Действительно, все молчало, завороженное.

Но это не было молчанием леса или молчанием степи. Это проникновенное, торжественное безмолвие — первобытная тишина.

— Как на другой планете, — попыталась выразить чувство Варя.

— Нет, — не согласился Костя. — Солнце — наше.

Они обернулись к солнцу, которое сейчас, в полдень, стояло над горизонтом на высшей точке. Солнце грело. Едва касалось лица, но чувствовалось, что гладит кожу словно рукой ребенка.

— Да, — согласилась Варя. — Солнце земное.

Они продолжали глядеть. Справа суровым торцом подходил к Байкалу хребет. Обрывался отвесно в глубь озера. Продольные трещины рассекали камень, и Константин подумал: вот почему дорогу не повели по берегу — пришлось бы снять миллионы кубометров породы, и любой оползень сбросил бы дорогу с обрыва. Правильно было сквозь хребет прорубить тоннель.

При воспоминании о тоннеле пришла на память неудача в утреннем опыте. Вместе с досадой мелькнула какая-то мысль, но тут же ушла, Костя не уловил ее.

Варя тянула влево, куда уходил Байкал, — на юг, на юг.

Плоский заснеженный берег и ледяное зеркало уходили тоже на юг, терялись в пространстве и в сиянии дня. Варя смотрела туда, и Константин отметил в ее глазах рассеянное, смутное выражение.

— Слушаешь? — спросил он.

— Да.

— Что слышишь?

— «Нордическую сюиту» Грига…

А потом солнце пошло на склон. Стали меняться цвета Байкала. Синева зеркала потемнела, снежные наносы приобрели оранжевый цвет, стали похожи на лисьи хвосты. А вода подо льдом почернела, как вороненая сталь.

И опять Константину что-то почудилось из прошедшего опыта. Он взглянул на Варю. Рассеянность исчезла с ее лица, над переносицей появилась морщинка. Варя о чем-то думала.

— О чем ты? — наклонился к ней Костя.

— Мы, — заговорила она, — когда шли сюда, перечислили все, что видели сегодня в опыте: небо, тополя, стену. Буквы.

У Кости снова шевельнулось в душе что-то недосказанное, подспудно тревожащее.

— Но мы, — продолжала Варя, — не сказали о том, что мы почувствовали.

— Да, да… — Костя мучительно вспоминал.

— А может, мы боялись признаться?

— Варя…

— Тогда я скажу, Костя, чтобы все это не мучило тебя и меня: нам в лицо оттуда, от тополей, пахнуло зноем летнего полдня!

Они вернулись в поселок так же, как и вышли, — пешком.

На крыльце общежития их встретили девушки — Варя с некоторыми познакомилась вчера, разговаривала.

— Новые постояльцы? — обратились девчата к Варе и Константину. — Где вы ходите целый день? Вы, наверно, и новость не знаете?

— Какую новость?

— Наши ребята побывали в двадцать первом веке!

— Что? — спросил Костя.

— Прямо из тоннеля врезались в будущее.

— Сейчас в клубе рассказывают. Пойдемте.

Варя и Константин оторопело глядели на девчат.

— Газету привезли, — девчонки сбежали с крыльца. — За седьмое июля!..

Стайкой перебежали дорогу.

Варя и Константин, не заходя в общежитие, пошли вслед за ними.

Клуб помещался в конторе, в большем ее крыле. Это было совсем недалеко, но Варе и Косте показалось, что до ступенек клуба они шли вечность. И по ступенькам поднимались вторую вечность.

В небольшом зале было битком. Полушубки, куртки, платки. В спешке раздеваться никому не пришло в голову — кто как был.

Варя и Константин кое-как примостились в уголке на скамье. Они не понимали, что происходит.

На сцене, бросавшей в зал сияние ламп, за столом, покрытым красной скатертью, как в торжественную революционную годовщину, сидели три человека: совсем молодой парнишка, как вскоре выяснится — водитель автомашины, второй молодой парень — комсорг и товарищ постарше — прораб. Они о чем-то переговаривались вполголоса, перед прорабом лежал газетный лист.