Фантастика 1968 - [23]

По его жизни мы могли учить историю двадцатого века. Галактионыч не очень-то любил рассказывать о себе, но зато, если нам уж удавалось каким-нибудь способом его разговорить, каждый рассказ стоил сотни страниц учебника. Галактионыч и наша страна были почти ровесниками. И глазами Галактионыча-мальчишки мы отмечали на карте первые новостройки, чертили маршруты полетов Чкалова и дрейфа «Челюскина», а чуть позже вместе с ним строили по комсомольской путевке первые линии Московского метро. На одной из московских площадей вместе с нами стоял летним воскресным утром повзрослевший Галактионыч, молчаливая серьезная толпа затаила дыхание, слушая голос из громкоговорителя: война! А потом вместе с учителем мы поднимались по сигналу ракеты в атаку — двадцать третий километр Ленинградского шоссе, позади Москва. Жизнь Галактионыча была связана с такими вехами истории, которые и сейчас, в двадцать первом, даже нас, мало еще чего в общем-то знающих, заставляют оглядываться на то время с гордостью и восхищением. Сталинград и Берлин, Братск, «Восток», первая высадка человека на Луне — все это было для нас Галактионычем.

Ему можно было рассказать о чем угодно. Время у него находилось для каждого из нас, как бы он ни был занят. Часто мы приходили в его маленький домик на городской окраине, где в трех комнатах были собраны вещи, при виде которых замирали наши сердца. Несколько осколков от авиабомб, разорвавшихся на улицах Москвы в последнюю большую войну. Первый камень с Луны, привезенный Галактионычу в подарок одним из членов экспедиции, бывшим его учеником. Тридцать томов сочинений другого его ученика, ставшего знаменитым писателем. До того, как мы это узнали и стали брать его книги у Галактионыча, нам случалось искать их по всему городу и радоваться, если кто-нибудь давал их хотя бы на одну ночь. Хороший это был писатель!

И вот теперь у нас впервые заводился от Галактионыча секрет…

7

Экстренное заседание Академии получилось коротким. Перемена кончилась, в класс каждый момент мог войти Галактионыч. И «Биссектриса» постановила нижеследующее:

1. Немедленно начать работы по созданию Установки Всемирной Радости путем увеличения мощности уже существующей индивидуальной Установки Радости.

2. Назначить для этого внеочередное, третье, заседание Академии по субботам, не пуская на него никого из посторонних. По понедельникам и средам вместе с Галактионычем заниматься на заседаниях своими обычными делами.

3. Как только Всемирная Установка Радости начнет действовать и если опыты окажутся положительными, посвятить во все наши дела Галактионыча…

Последний пункт был принят единогласно. Его, немного поколебавшись, предложил Президент.

И после этого все на какое-то время опять замолчали, а потом Труба хотел что-то сказать, но тут уже все подняли руки, и я тоже, конечно, поднял. Ведь рассказать об этом Галактионычу было совсем другое дело, не то, что еще кому-нибудь.

Потом мы немного поговорили до конца перемены. Хотелось, чтобы и в самом деле на Земле всегда была радость, хотелось, чтобы это время наступило скорее, раз мы можем это сделать.

Я стер с доски запись схемы.

Доска погасла. В класс вошел Галактионыч в своем неизменном синем лабораторном халате. Начался следующий урок. Должно быть, в нашем поведении было что-то такое необычное, потому что не раз Галактионыч оглядывал пристально весь класс, словно собирался нам что-то сказать или о чем-то спросить. Но каждый раз, видимо, раздумывал. Как и следовало ожидать, первая попытка увеличить мощность разработанной мной Установки Радости до всемирного масштаба была предпринята третьим членом системы МКС Толиком Сергеевым — почти сразу же после того исторического момента, когда наш шестой «А» решил взять на себя управление настроением всей Земли.

Попытка не удалась, и это никого не удивило: ведь каждый из нас знал Толика достаточно хорошо.

В классном журнале Толик числился под тринадцатым номером.

Такой ученик есть, наверное, в каждом классе — был во все времена. С ним вечно что-нибудь случается. Если на дом задают выучить по литературе стихотворение, он обычно учит другое, как правило, вдвое или втрое длиннее заданного. В школьные сочинения он любит вставлять такие неожиданные литературные обороты, что, когда учитель читает их потом вслух, жизнь класса удлиняется лет на двести-триста — если верить тому, что смех продлевает жизнь. Толик аккуратно приходил в школу в те дни, когда занятия в ней отменялись. Не раз мы видели, как он спотыкался в таком месте, где споткнуться было просто невозможно. Год назад, в день рождения Толика, мы подарили ему разыгранный нами шуточный спектакль «История его жизни», записанный на видеоленту. Там был эпизод, когда Толик должен войти в школьную дверь. И в течение нескольких мгновений он успевал упасть в лужу, оставшуюся после дождя, уронить в следующую лужу портфель, споткнуться на пороге и снова упасть, уронить портфель второй раз, и кроме того, с крыши прямо на ногу Толику падал кирпич…

В тот день Толик пришел в школу радостный и возбужденный.

По его лицу блуждала загадочная улыбка, и на первой же перемене, когда Галактионыч ушел из класса, мы не выдержали, обступили Толика, требуя объяснений.