Фантастика 1966. Выпуск 1 - [13]

— А вдруг да повернули? Может, не допилили чего? — От этой мысли сердце старика по-молодому заколотилось. Живо представился ему костер на обжитом плоском валуне, круг вечеряющих мечтателей, возвышенный их разговор, он сам среди них — на равных правах…

— Вдруг да повернули! — И тут он вышел к ложбинке.

Увы, только ветер шелестел по шершавым камням да травы серебрились в слюдяном свете луны. А вот и плоский, как чемодан, валун, весь посыпанный пеплом, — еще вчера яркое пламя заливало багровыми бликами покатые каменные плечи, а теперь только бледный пепел прикрывает его от прохлады и сырости…

Вдруг весь валун по-живому затрепетал, точно грудью вздохнул; старик перекрестился и прянул за дерево. Валун без тресков разломился на две части, и половинки сами собой мягко разошлись в стороны.

Прильнув к стволу и вполсилы дыша, старик наблюдал, как из щели показалась голова, потом плечи и руки, а затем выпрыгнул и сам человек. Незнакомец разом оглядел ложбину, передернул плечами — видно, замерз, отсиживаясь в камне-то, и, опять обернувшись по сторонам, ударил ногами чечетку.

Горло его издало сдавленный, булькающий звук — смеялся он, что ли? Потом движения человека, серебрившегося, как и травы, в лунном отсвете, приобрели координированность, он просунул плечи в щель, вынул оттуда чемоданчик, выпрямился и на секунду застыл, соображая, что делать дальше. Вот он спрыгнул на землю, хлопнул по валуну ладонью, куда-то нажал, и тогда валун бесшумно замкнулся. Незнакомец решительно вошел в кусты и растворился во мраке.

“Лешего довелось узреть! В камне живет, бездомный”, — испуганно соображал старик, по-прежнему не решаясь выйти из-за ствола.

“Леший на участке. Ох-ха, — стонало в груди старика, — вот тебе и научность, механика египетская. А что как… — Новая догадка прихлынула к старику. — А что, как и в самом деле наука эта продолжается? Человек по-научному приземлился — и молчок, потому что марсианин. Глаз на животе. Вот те раз!” По долгу службы лесник, конечно, обязан был доложить о случившемся руководству. Изложить пусть даже не личную точку зрения, а просто голый факт. Дескать, в ночь с такого-то на такое-то в лесном квадрате эдаком-то валун без всякого для себя разрушения разошелся пополам и вновь сомкнулся, выпустив из себя неизвестную личность, станцевавшую на валуне и исчезнувшую в дебрях. Доложил Пряников. И все. Однако пережитый срам из-за наблюдения посадки камня заставил дисциплинированного в прошлом старика пересмотреть отношение к службе. Служба службой, а в дураках перед людьми ходить — эка охота.

Пряников прочно усвоил, что наблюдать своими глазами — одно, а открыть глаза людям — другое, дело мозговитое, требующее большой обходительности, которой теперь-то он в себе и не видел. Что же, во второй раз за обушок браться, распиловку предлагать? Снова срамиться перед честным коллективом?! Уж лучше полное недознание, таинство до гробовой купели! Сказал — и как сургуч на уста положил…

А марсианин уходил по чащам да перелескам все дальше от места посадки. Шел быстро, таежник сказал бы — таежник идет, увидел бы стайер, сказал бы — стайер со вторым дыханием дистанцию за глотку берет. Ну, а марсианин еще какой по дороге повстречайся, крикнул бы: “Уауэй моо, битто чук!”, то есть: “Что, брат, гуляем? Кислороду набираемся?” Кислород действительно вполне устраивал марсианина.

“Ничего у них кислород, качественный”, — думал марсианин, которому надоело сидеть в камне на искусственном воздушном пайке.

Конечно, в ночном мраке леса ни зоркий таежник, ни стайер, привыкший все различать даже с крутого виража, не заметили бы ходока. Мгла тоже устраивала марсианина: она исключала свидетелей. А что свидетели опасны в его положении, он уже понял: совсем недавно они только но недомыслию не принялись пилить его галактический корабль.

Сам марсианин от темноты не страдал. Включив кожное ночное зрение, он разбирался среди всех этих пеньков, рытвин и стволов если и не идеально, то по крайней мере не хуже обыкновенного близорукого, потерявшего очки. Он страдал от другого — какое-то легкое стрекотанье, легкий звон, какой бывает, если задеть конец острия скальпеля, то и дело этот тревожный звук возникал возле уха или носа, и тотчас следовало тягостное жжение. “Кислота, что ли, с неба капает, может, электрические шарики в воздухе плавают?” — спрашивал он себя при приближения зудящего звука, и тут же его кожа ощущала молниеносный тонкий ожог, от которого поврежденный участок кожи переставал видеть и окружающий лес как бы заливало сумерками. Тогда он присаживался на пенек отдохнуть, поразмыслить о событиях последних дней.

“А на каком языке я сейчас думаю?” — спохватился он.

Действительно, на каком языке размышлял марсианин?

После того как немногочисленные двигатели марсианского корабля, выбрасывая бесцветные струи гравитационных зарядов, подогнали аппарат к Земле, межпланетчик сбавил скорость и плавно припечатался днищем среди валунов заповедника. Пока марсианин приходил в себя — все-таки маневр стоил ему нервов и энергии, корабль безо всяких принуждений принял вид окружавших предметов. Короче, стал одним из валунов, изобилующих в окружности. Совершенно случайно одна его сторона ориентировалась на очищенные камни, другая — на объекты, испещренные надписями разного калибра и значения.