* * *
Много подобных воспоминаний гордой, уверенной в себе, выдержки, много мыслей о твердостью преодоленных лишениях и бедах, о далеко глядящем творчестве, среди низин упадка верной рукой выводившем и выведшем ввысь, — оживляло в умах спокойное, непритязательное изложение Чичериным нашей двадцатилетней международной истории, как бы стихийно подымая воодушевление и настроение, в виду стоящей на пороге тяжелой борьбы с Китаем и Индией — последней борьбы за [наше] окончательное освобождение человечества от нестерпимых притязаний последних наглых рабовладельцев.
Долгие аплодисменты, невольное дружное пение:
И это есть наш последний
И решительный бой, —
— вызвали заключительные слова докладчика: "уверенная в неизбежном развитии внутренних революционных сил Китая и Индии, Советская федерация не подаст первая повода к отвратительной бойне, но если людоеды капитализма дерзнут поставить свою последнюю ставку, — она будет бита".
После небольшого перерыва, когда все успокоилось заговорил комиссар беллетристики Горький…
* * *
Без сомнения, тов. Горький сказал в 1940 году много интересного и поучительного. Надеюсь, он об'яснит также взаимоотношения этого несуществовавшего еще в 1920 году органа с комиссариатом тов. Луначарского. Но, кто хочет знать подробности, тому придется дожить до 1940 года и подождать этой речи. Ибо корреспондент, составляющих настоящий отчет о двадцатом годе Советской власти, сдал уже статью о задачах четвертого ее года, утром решил вопросы о распределении рельс азербейджанских, северокавказских и [для] Туркестана, потом провел (в точном, а не аллегорическом смысле) подкомиссию Совнаркома об организационном об'единении экономических комиссариатов, в связи с созданием нового хозяйственного плана, потом четыре часа руководил заседанием Высшего Совета перевозок по вопросам об увеличении добычи угля в Сибири, о снабжении центра продовольствием, а Кавказа порожняком и т. д.; затем был в Совете Обороны — [пути] погрузки картофеля, перевозки дров с севера, порядка движения санитарных поездов и прочего; далее разбирал деловую почту и, по настоянию "Нины Бухариной", глубокой ночью отправился еще репортером на 20 лет вперед, — больше продолжать нет мочи. Люди 1940 года смогут зато о 1960 г. написать и гораздо солидней и больше.
Л. А. Рин.
---
Газета "Правда", 7 ноября 1920 года, № 250[2]
По фотографиям В. Окулова
