Фантастическая сага. Сломанный меч - [147]

— Славную победу одержали мы нынче, — промолвил король эльфов. — Однако немного осталось, наверное, эльфийских твердынь, что еще держатся. Тролли захватили почти весь Альфхейм.

— Недолго осталось им его удерживать, — ответил Скафлок. — Мы очистим от них свои земли. Стоит нам выступить, и к нам присоединяться все оставшиеся на свободе эльфы, которым нынче приходится скрываться в лесах. Оружие и доспехи можно пока брать у убитых троллей. Тяжела будет война эта, но меч мой приносит победу. — Кроме того, — проговорил он медленно, — у нашего войска есть теперь новое знамя, от которого боевой дух врага вряд ли поднимется, — он показал государю древко копья с воздетой на него головой Иллреда. Мертвые глаза тролльего короля были открыты, губы же его кривила злобная усмешка.

Король эльфов вздрогнул.

— Темно твое сердце, Скафлок, — промолвил он. — Ты сильно изменился со времени последней нашей встречи. Ну, да будь по-твоему.

ГЛАВА XXIV

Тем ранним утром в начале зимы Фрида добрела до усадьбы Торкеля сына Эр лен да.

Выйдя спозаранку поглядеть, какая на дворе погода, достойный землевладелец тот глазам своим не поверил, увидев перед собой воительницу в латах из какого-то непонятного красноватого металла и чудных чужеземных одеждах, идущую прямо на него с простертыми вперед руками, как слепая.

Он потянулся было за копьем, которое всегда держал наготове за дверью, но рука его так и повисла в воздухе. В странной незнакомке узнал он Фриду дочь Орма. Надо же, воротилась-таки домой, хоть и исхудалая страшно, и взгляд какой-то пустой…

Торкель провел ее в дом. Хозяйка его, Оса, поспешила приветить гостью.

— Долго тебя не было, Фрида, — сказала она. — Добро пожаловать домой.

Девушка хотела ответить, но слова не шли у нее с языка.

— Бедное дитя, — прошептала Оса. — Идем, я уложу тебя в постель.

Тут домой воротился Аудун, оставшийся после гибели Эрлен да старшим из сыновей Торкеля.

— Ну и денек! — сказал он. — Холоднее, чем сердце девицы благородных кровей. Ой, кто это?

— Фрида дочь Орма, — ответил Торкель. — Вернулась вот.

Аудун подошел к нежданной гостье. Лицо его светилось радостью.

— Так это же здорово, просто замечательно!

Он обнял ее за талию и хотел было поцеловать в щеку, но отпрянул, остановленный немой скорбью, которой полон был ее взор.

— Что с тобой?

— Что с ней? — рассердилась Оса. — Ты бы лучше спросил, чего с ней, бедняжкой, не было. Ступайте, мужики, а то топчетесь здесь, таращитесь… А мне надо уложить Фриду в постель.

Фрида долго лежала без сна, глядя в стену. Потом Оса принесла еды и заставила ее поесть немного, шепча ей что-то ласковое, как маленькому ребенку, и с материнской нежностью гладя ее по волосам. Тогда Фрида заплакала. Плакала она долго и на удивление беззвучно, Оса же держала ее в своих объятиях. Выплакавшись, Фрида уснула.

Позже Торкель предложил ей пожить пока в его доме, и она согласилась. Хотя она вскоре совершенно, вроде, оправилась, теперь никто не узнал бы в ней прежней веселой, жизнерадостной Фриды.

Торкель попросил ее рассказать, что с ней случилось Она страшно побледнела и потупилась, так что он, испуганный, тут же сказал:

— Нет, нет. Не говори, коли не хочешь.

— Нет смысла скрывать правду, — проговорила она так тихо, что он едва мог разобрать ее слова. — Валгард морем отвез нас с Асгерд на восток, к одному конунгу-язычнику, благосклонности которого он надеялся добиться таким даром. Но едва высадился он со своей дружиной на берег, как на них напал… другой викинг, вскоре обративший их в бегство. Асгерд погибла в той схватке, меня же хёвдинг этот взял с собой. Но потом, не имея более возможности держать меня при себе из-за… одного важного дела, он оставил меня подле пепелища отцовой усадьбы.

— Доспехи и одежда у тебя были какие-то чудные…

— Мне дал их тот викинг, а где он их взял, не знаю. Я часто сражалась в битвах вместе с ним. Он был хороший человек, хоть и язычник, — Фрида, не отрываясь, глядела в пылающий в очаге огонь. — По правде, он был самый лучший, самый храбрый, самый добрый из людей. — Губы ее дрогнули. — И это понятно. Он ведь был хорошего рода.

Она вдруг вскочила и бросилась вон из комнаты. Глядя ей вслед, Торкель пробормотал, задумчиво теребя свою бороду:

— Всей правды она не сказала. И не скажет никогда.

И действительно, большего она не открыла даже священнику на исповеди. После той исповеди, уйдя одна из дома, взошла она на вершину высокого холма и остановилась там, глядя в небо. Зима была уже на исходе, и день выдался ясный и нехолодный. Небеса были голубы, искрился на солнце снег.

Фрида тихо проговорила:

— Я совершила смертный грех, не сказав исповеднику, кто был тот, с кем делила я, не обвенчавшись, ложе. Но пусть этот груз останется лишь на моей душе, и я унесу его с собой в могилу. Отец Небесный, ты ведь знаешь, что грех наш был слишком чудесен и нежен, чтобы назвали его ужаснейшим из слов. Покарай меня, Господи, но его пощади. Ведь не ведал он, что творит, — она зарделась. — Мне кажется, что ношу я под сердцем бремя, что ведомо тебе, Мария. Нельзя, чтобы на невинного ребенка этого с рождения легла тень того, что сотворили его родители. Отец Небесный, Богоматерь Пресвятая, и ты, Спаситель, делайте со мной, что хотите, но пощадите невинного младенца.