Фантастическая сага (сборник) - [215]

Именно он был нужен атлантам, именно его ненавидел Темис, ради него пришли они в эту невообразимую даль. Атланты напали на него одновременно. Посыпались удары. Рухнул один… другой — оба были сражены сзади. Им не устоять. Еще немного.

Но его время истекло. Меч ударил о меч Эсона — атлант бил всей силой, всем весом. Эсон встретил щитом другой удар.

Копье ударило из-за плеча ближайшего атланта, подобно терзающему клыку.

Эсон дернулся в сторону, но опоздал.

Бронзовый наконечник копья ударил в горло, пробил шею, пригвоздил ее к дереву.

Кровь хлынула в горло; он не мог крикнуть.

И все закончилось.

Глава 5

Черными силуэтами на фоне облаков в бледном небе кружили два сокола — каждый сам по себе, но рядом друг с другом. Самец заметил, что внизу в траве что-то пошевелилось, и, быстро трепеща крыльями, завис в воздухе. Движение повторилось. Добыча. Сложив крылья, сокол камнем упал вниз и затормозил в самый последний момент, выставив вперед когти. Так и не коснувшись земли, он забил крыльями и взмыл вверх — в когтях шевелился бурый комок. Самка подлетела поближе, чтобы осмотреть мышь. И словно листья, гонимые ветром, птицы исчезли в серой дали над равниной.

Прохладный осенний ветер срывал с ветвей и настоящие листья: багровые, желтые, бурые. Они скапливались в низинках, летели над равниной к стадам, подъедавшим последние остатки травы. Ветер нес их дальше — к плетеной ограде дана, поднимавшейся над равниной. Дуновения его еще не были ледяными, но уже несли в себе напоминание о близкой зиме.

Даже легкое прикосновение ветра, вид бледного ясного неба заставляли покрасневшие глаза Эсона слезиться. Он заморгал, смахивая влагу. Невысокое ложе, на котором он лежал, устилали теплые мягкие шкуры, другие укрывали его сверху. Он подумал о днях и ночах, полных боли, вспомнил о том, как просыпался и тут же снова засыпал. Он долго болел. Неподалеку негромко напевал женский голос. Осторожно повернув голову, он увидел Найкери, что сидела, скрестив ноги, возле него. Она раскрыла ворот своей одежды и, поддерживая рукой полную грудь, кормила младенца. Тот усердно чмокал и слегка поводил крошечными кулачками. Найкери раскачивалась взад и вперед, напевая песню без слов. В дверях возникла тень; пригнувшись, вошел Интеб.

— Эсон, ты проснулся? — проговорил он, заметив, что лежащий открыл глаза.

Эсон кивнул и показал на чашу с медом, стоявшую на деревянном сундуке. Египтянин передал ему чашу, и, приподнявшись на локте, Эсон пригубил напиток.

— Вчера ты добрался до двери, — проговорил Интеб, принимая обратно пустой сосуд. — Может быть, выйдем сегодня на балкон?

— Не надо ему еще столько двигаться, — раздраженным тоном возразила Найкери.

Сосок выдернулся изо рта младенца, тот, забулькав, ловил ртом воздух, а потом разразился сердитым криком.

— У него голос льва, — заметил Интеб.

Крик разом прекратился — младенец вновь припал к груди.

С помощью Интеба Эсон ухитрился подняться на ноги. Перед глазами все шло кругом, пришлось покрепче опереться на египтянина, чтобы головокружение прекратилось. Только тогда рискнул он сделать первый неуверенный шаг, за ним второй. Он не ощущал под собой ног и прекрасно знал, что исхудал. Но мясо можно и нарастить. Пора начинать. От усилий на лице Эсона выступил пот, но он шел — через свою, затем смежную комнату. Пинком Интеб распахнул выходящую на балкон дверь, перед ними под лучами осеннего солнца раскинулся двор дана, где вовсю кипела повседневная жизнь. Бродили животные, играли дети, мастера работали возле своих дверей: сто и одно дело, без которых жизнь дана невозможна.

Но было кое-что новое — Эсон только слыхал об этом, но не видал еще. Пальцы его впились в плечо Интеба, микенец выпрямился и улыбнулся, не веря своим глазам.

Там, где минувшим летом из земли поднимался только один камень, теперь высилось два. Белые и сверкающие, одинаковые и прекрасные. Две огромные могучие колонны, вырастая из земли, стремились к небу. Основания их были рядом, они почти соприкасались, но кверху камни сужались и расходились. В столпах была крепость, мощь и величие, они словно бы дышали могуществом.

— Да, — хриплым голосом проговорил Эсон, пальцы его легли на горло — на багровый неровный рубец.

Он хотел сказать многое, очень многое, но говорить было больно. Правда, эта боль была лишь воспоминанием о той, что так мучила его, но тем не менее она не исчезла. Эсон почувствовал усталость, Интеб помог ему опуститься на высокий сундук. Вождь привалился спиной к стене, радуясь свету, теплым лучам солнца.

— Мы сделали много больше, чем видно отсюда. — Интеб указал на верхушки каменных столбов. — Вот если бы ты поглядел на них сверху, то увидел бы — верхушки обтесаны. Старый Дарсан не слезал с помоста, даже стал говорить, что вот-вот зачирикает. Но кроме него, никто не мог бы этого сделать. Он обил края камней, оставив в центре выступ. Как в деревянных хенджах — йернии привыкли так делать.

Моргая на ярком свете, Эсон пригляделся внимательнее. Действительно, на макушке каждого камня виднелся выступ — словно на стояке деревянного хенджа.

— Перекладина уже почти готова — видишь, ее обрабатывают возле дальней стены. Ее обтесали прежде, чем доставить сюда, а теперь долбят гнезда. Я велел женщинам сделать плетенки — ты слышал, наверное, как они визжали, когда мы заставляли их лезть наверх по лесам, — эти корзинки в точности повторяют форму выступов и расстояние между ними. И теперь люди Дарсана долбят молотами гнезда. Работа почти закончена.