Фантаст Джакомо Леопарди - [3]

В этот момент прозвенел звонок. Эроальдо. подтолкнул те­лежку и, разъяренный, выскочил из класса. Поспешно спрятав крамольную тетрадь в свой ящик, он прослушал последнюю запись. Так и есть, он не выключил микрофон вовремя, и плен­ка зафиксировала весь шум. Теперь неприятностей не обе­решься.

— Не выпить ли по чашечке кофе? — А, это Бенуччи, самый молодой из учителей.— Что с тобой, Эроальдо?

— Моранини выкинул очередную штучку.

— Я его прекрасно знаю. Учился у меня в классе. Второгод­ник, его давно пора выгнать из школы. Подумать только, ведь его отец — физик-атомщик… иногда и у гениев рождаются де­фективные дети.

— И к тому же они их отвратительно воспитывают. Зна­ешь, моего милого ученика дома заставляют читать бумаж­ные книги и разрешают ему писать!

— Серьезно? Так его нужно лечить; только в сумасшедшем доме психически неполноценные дети еще пишут на бумаге.

— Я уже пытался сделать это под другим предлогом, но директор школы для умственно отсталых детей прямо за­явил, что не намерен его брать: школа и так переполнена. И таких мальчишек становится все больше.

— Ну и времена! — сказал Бенуччи, беря из автомата чашеч­ку кофе. — Просто деться некуда от дураков и дефективных: се­годня, представь себе, я проводил дискуссию по гражданско­му воспитанию. Я рассказывал ученикам об озеленении. Класс буквально умирал со смеху: понимаешь, они думали, что на лоне природы растут лишь искусственные купола!

— Да, скверные времена настали! — согласился Эроальдо, жуя булочку.

— А чем занимаются господа ученые в Институтах для умственно отсталых детей?

— Ровным счетом ничем. Один из них как-то сказал мне, что, если бы не скудное содержание, он бы с радостью прора­ботал там всю жизнь. Он только наблюдает— тоже мне труд! — а ученики читают самые лучшие книги да целыми ча­сами что-то пишут.

Бенуччи невольно взглянул на часы.

— Как же так, ведь…

Но более опытный Эроальдо многозначительно улыбнулся.

— У многих из них коллективное сознание осталось таким же, как триста лет назад.

— Как идет подготовка к конкурсу, коллега? — к ним подо­шла молодая преподавательница Норис. Эроальдо вскинул голову.

— Предстоит трудный бой, уверяю вас,— важно заявил он.

— А что за ерунду вам приходится учить?

— Историю. Всю итальянскую литературу, латынь. И, само собой разумеется, великих писателей-фантастов, да еще надо быть в курсе новейших критико-эстетических проблем.

— Когда же вы успеваете? — засмеялась Норис. Но тут за­звенел звонок. — Ну, мне пора на урок. До свидания.

— А у меня «окно»,— сказал Эроальдо.

— Счастливец. — Бенуччи быстро удалился.

Внеся нарушение в карточку, Эроальдо сунул ее в конверт вместе со злополучной тетрадкой. Затем попытался опустить конверт в голубой ящик для предложений о дисциплинарных взысканиях Однако щель не была рассчитана на тетради. При­шлось вызвать служителя, что лишний раз подчеркнуло всю серьезность проступка.

Эроальдо бессильно опустился в кресло и, облокотившись о стол, уткнулся подбородком в сплетенные пальцы. Необхо­димо сосредоточиться, думать только о предстоящем конкур­се, а не о Моранини; писатели-фантасты, сказал он коллегам; хорошо, если спросят об этом — ведь он прекрасно знает их творчество, но есть и другие вопросы… он просмотрел сотни микрофильмов, реферативных карточек, кинолент, и все же в критике такая путаница… Как же раньше готовили препода­вателей? Нет ничего удивительного, что почти все глубоко за­блуждались. Люди тупели от беспрестанного чтения и писани­ны, но не догадывались прибегнуть к помощи звукозаписыва­ющих аппаратов. К счастью, всю бумажную макулатуру те­перь выбросили на свалку.

Конкурс обещает быть очень трудным, однако подготовка к нему ведется по весьма четким программам: от соискателя требуется глубокое знание истории, итальянской литературы (по 30 карточек и соответствующих фильмов), латыни (10 кар­точек и соответствующих фильмов) и вдобавок всех новых ки­нопоэм.

Многие вопросы Эроальдо знал хорошо, но в некоторых все же немного «плавал».

С латынью у него все в порядке; карточки выучены чуть ли не наизусть, критические работы всесторонне продуманы. Ка­кие же… какие? Да, лучше их повторить. Он стал загибать пальцы. Рудольф Штоппен: «Магия и научные сведения в по­эмах Гомера». Микеле Сапонони: «Триумф науки в «Георгиках» Вергилия». Жан Бабель: «Атомистическая гипотеза Лу­креция». Алексий Кокофис: «Предпосылки реалистического поссибилизма в произведениях Лукиана». Джон Уайт: «Память предков» — «Атлантида» Платона, «Меропид» Теопомна, «Кронос» Плутарха. Ну и названия! Но эти микрофильмы на­глядно подтверждают теорию великого Кампоформа, и их не­обходимо знать.

С короткометражными цветными фильмами по классиче­ской литературе, где снимались лучшие кинозвезды, дело об­стояло проще. Эроальдо прошелся по учительской, мысленно декламируя: «Гнев, о богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына». Ахиллеса играл знаменитый Берт Бум — как чудесно он про­вел сцену с ревущим потоком! Разумеется, это всего-навсего фотомонтаж. Не станет же киноактер, застрахованный на де­сятки миллионов от всевозможных инфекций, подвергаться риску в кишащих бактериями волнах! А появление Венеры, то бишь Елены, хотя нет, сперва показали статую Венеры, знаме­нитую обнаженную Венеру Диомеда… Минутку! Я что-то путаю: ведь Диомед — это античный герой? А еще говорят, что у меня хорошая память… скорее всего это был Диомем или кто-то в этом роде; кому нужны все эти доисторические име­на? А ведь за такую ошибку могут снизить балл. Право же, лучше запомнить, что красавицу Елену играет несравненная Сирена Мока, на которую в профиль — увы, лишь в про­филь— похожа Лидия, потому-то я на ней и женился, а она ровно ничего не смыслит в литературе, только и умеет, что рисовать в детских журналах Гагарина, летящего к старушке Луне. Теперь, когда подписан договор о дружбе с марсианами, можно было бы отправить Гагарина прямо на Марс, не так ли? А вдруг марсиане сочтут подобный рисунок оскорблени­ем? С такими вещами лучше быть поосторожнее, надо преду­предить Лидию.