Я постоял на лестнице, прислушиваясь, но всё было тихо. Решив повременить с отъездом из-за очаровательной девушки, я отправился искать Томаса. Мальчика не было ни во дворе, ни на конюшне. Осёдланный Буцефал приветствовал меня негодующим фырканьем. Ему не терпелось на вольный воздух.
Я заглянул к себе, спустился в библиотеку, походил по залам, но никого не обнаружил. Ноги сами понесли меня в лабораторию. Дверь была слегка приоткрыта, и я тихо заглянул в комнату. У жаровни стоял граф фон Грюнвальд. Языки пламени бросали на его лицо пугающие отсветы. Граф только что опустошил над тиглем колбу. Я видел, как пузырилась жидкость, вылитая на какой-то предмет, лежащий внутри металлической чаши. Граф взял щипцы и слегка приподнял объект своего эксперимента: я узнал его любимый подсвечник. Граф достал ещё одну колбу и осторожно полил из неё подсвечник, форма которого начала меняться на глазах. Кто-то схватил меня за плечо. Я обернулся и увидел Лимонио. Возмущённый подобной фамильярностью, я было хотел сделать слуге замечание, но осёкся, увидев его залитое слезами лицо. Он предостерегающе поднёс руку к губам. Я ещё раз взглянул на зловещую фигуру графа: тот тоже плакал. Слёзы проложили две узкие дорожки по запачканному копотью лицу.
– Уезжайте, уезжайте, – тихо сказал Лимонио, почти силой оттаскивая меня от двери, – не надо было вам поддаваться чарам графини. Граф всегда был ревнив.
Увлекаемый судорожно вздыхающим Лимонио, я оказался на конюшне. Томас уже выводил Буцефала.
– Бегите, господин, – сказал добрый парень, – не надо вам ехать в аббатство!
Слуги быстро объяснили мне, как добраться до города Л., я пришпорил Буцефала, и вскоре замок графа остался далеко позади.
Профессор Майнберг замолчал и уставился на огонь.
– А вы туда больше не ездили? – спросил ученик.
– На обратном пути, спустя четыре месяца, я завернул во владения графа, – произнес профессор медленно, – граф к тому времени скончался, и ввиду отсутствия родственников всё имущество перешло короне. Лимонио провёл меня по замку. Я заглянул в лабораторию и библиотеку. Кое-какие рукописи из научного наследия графа фон Грюнвальда я прихватил с собой. Всё равно они уже никого не интересовали, кроме верного Лимонио.
– Так я не понял, дорогой учитель, а куда делась графиня? – подал голос студент. – Вы с ней больше не виделись?
– Графиня пропала без вести за несколько месяцев до моего первого приезда туда, – произнёс профессор многозначительно. – Говорили, она была молода, весела и кокетлива. Слишком кокетлива для такого человека, как её муж.
– Тогда что за дама вас посетила? – вновь спросил студент. – Вы о ней спрашивали?
Профессор Майнберг поднял голову и впервые внимательно посмотрел на ученика. Да, обычный, приземлённый, немного туповатый. Такому спокойно можно рассказать о самом сокровенном.
– Вы ещё молоды, мой друг, – печально вздохнул он, – дамы интересуют вас больше, чем загадочные и непостижимые явления жизни.
– А могу ли я узнать, где госпожа профессорша? – задал вопрос студент Шторм, прихлёбывая из стоящего перед ним бокала. – Надеюсь, она спустится к нам?
– Госпожа Майнберг уехала на воды, – ответил профессор сухо и кинул на ученика проницательный взгляд.
Лицо юноши озарял яркий румянец, он отвёл глаза и неестественно улыбнулся.
– Госпожа профессорша казалась такой здоровой… – начал он.
– И молодой! – докончил профессор Майнберг.
Внезапно бокал выпал из рук студента, его глаза закатились, и молодой человек судорожно вытянулся в кресле. Мягко ступая, в комнату вошёл горбатый худой слуга с изуродованным шрамом лицом. По сравнению со своим пожилым хозяином он выглядел совсем древним старцем, но движения его были легки и свободны, как у юноши.
– Надо избавиться от тела, дорогой Лимонио! – устало произнёс учёный. – Его долго не хватятся. Очень удачно, что я встретил юного Шторма на пути в университет. Нас никто не видел вместе.
Старик кивнул и, с трудом подхватив юношу под мышки, потащил его прочь.
В гостиной воцарилась тишина. Профессор Майнберг наклонился и щипцами поворошил угли в камине. Задумавшись, он вынул из кармана атласного халата небольшую серебряную чернильницу и ласково, как комнатную собачонку, погладил её морщинистой рукой.
Маленький неуклюжий человек в чёрном костюме размахивает руками, выкрикивая снова и снова тонким пронзительным голосом:
– Стервятники, проклятые стервятники! Чуете поживу!
Удивительно, но лица у человечка нет. Есть трагическая белая маска, уголки губ которой изогнуты в гримасе смертельной боли. Сквозь тёмные прорези не видно глаз. Мне страшно, хотя никакой агрессии в нём не чувствуется. Он просто кричит, выплёскивая в пустоту своё отчаяние и молотя по воздуху чёрными широкими рукавами.
– Олег, проснись! Проснись!
Это Лиска. Наверное, я кричал во сне. Она смотрит на меня понимающим взглядом:
– Опять?
Я неловко усмехаюсь:
– Опять. Извини. Погаси свет, всё в порядке.
Лиска молча поправляет одеяло, обнимает меня, и я постепенно погружаюсь в сон. Но где-то в дальнем уголке сознания маячит дурное предчувствие. Чёрный человек обязательно вернётся. И я надеюсь, что Лиска тогда будет рядом со мной.
