Фальшивый грош - [23]

Карл взял меня за руку и, вернувшись в настоящее, немножко удивился, обнаружив рядом меня.

— Вот так при первой возможности я и сбежал в Англию, — легко заключил он. — Стал преподавать там в частной школе. Немецкий, конечно, — и лицо его от усмешки опять стало мальчишеским. — И стал писать пьесу. Она с успехом идет в театрах. Что несомненно доказывает дурной вкус английских театралов. Ладно, пойдем! Помоги принести посуду для ланча из машины.

Когда мы шагали к машине, я остановилась — на земле что-то блеснуло. Я наклонилась подобрать.

— Что там? — поинтересовался Карл.

— Блестящее что-то, но затоптано в грязь.

Засохшая глина крепко заковала неопознанный блестящий предмет. Вынув перочинный ножик, Карл освободил вещицу и протянул мне.

— Ого! Шестипенсовик! — воскликнула я.

— Ты хочешь сказать, пятицентовик, — поддразнил он, — у нас ведь теперь десятиричная система, забыла?

— Нет, шестипенсовик самый настоящий. Грош. Он гораздо забавнее.

— Почему же? — Карл, улыбаясь, смотрел на меня.

— Потому что про грошик полно детских стишков. А про пятицентовик никакого тебе стишка не сочинишь. А этот вдобавок, считай, фальшивый — погнутый весь, горбатенький.

Шестипенсовик совершенно потерял форму: по нему несомненно проехалась машина, или на него наступил чей-то каблук.

— Видишь? — показала я Карлу. — Он будет приносить счастье!

— Почему?

— Откуда ж я знаю! — весело воскликнула я. Я была благодарна монетке — отвлекла Карла от грустных воспоминаний, развеселила нас. — Есть смешная детская песенка о кривом шестипенсовике. Целиком не помню уж, но как-то так:

Прогуляйся по лугу кривому, взбеги на кривое крыльцо,

Наткнись на кривые шесть пенсов, ступи на кривое кольцо…

Карл смотрел на меня, чуть наклонив голову, в глазах загадочная усмешка.

— Симпатичная песенка. И что же она означает?

Я минутку подумала и покачала головой.

— Без понятия, — призналась я. — Да разве в детских песенках когда бывает смысл?

И, переглянувшись, мы расхохотались. На нас обернулись из компании, тоже устроившей пикник у водопада, и поулыбались, недоумевая, над чем мы хохочем. Вряд ли мы могли бы толком объяснить, но нам самим было понятно: талисман на счастье, не тянувший никаких последствий. Даже для нас. Но позднее нам очень даже пришлось вспомнить находку.

— Короче, — заявила я, вынимая бумажник, — мне нравится, мой гнутый-перегнутый фальшивый грош, и я буду хранить его.

Я запрятала монетку в кармашек с молнией рядом с ключами от машины. Наверное, тут-то шестое чувство и должно было шепнуть мне — я совершаю нечто важное. Но все мои экстрасенсные ощущения молчали.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Следующие недели я жила спокойно и безмятежно, привыкая к Виллоубанку. Врачебная практика оставляла мало досуга, но все-таки минутку-другую для развлечений и прогулок я выкраивала, несмотря на частые к тому же дожди: сезон дождей был в разгаре. Дэнис еще разок-другой брал меня в свои экспедиции, я была увлечена не меньше, чем в первый раз: интерес к птицам у меня рос, подпитываемый энтузиазмом Дэниса и моими углубившимися знаниями о них. Дэнис объяснял, как знание их привычек и местности помогает ему разыскивать самых разных птиц.

Из-за нашего общего увлечения птицами и природой вообще, оба мы нечаянно стали пылкими активистами местной Ассоциации прогресса, выдвигавшей требование, чтобы заросший кустарником участок у реки — совершенно прелестный — был объявлен общественной собственностью. Основная часть его принадлежала Шредеру, и тот заявил, что охотно подарит землю: узкая полоска не смыкается с остальной его собственностью и в сущности бесполезна для него. Но другой владелец был менее склонен к подаркам, и требовалось собрать средства для выкупа. Так мы с Дэнисом стали союзниками, и я узнавала его все лучше и лучше.

Под внешней беспечностью скрывалась чуть ли ни фанатичная преданность своей профессии — например, я сделала втайне забавное открытие: Боже упаси кому-нибудь даже ногой ступить в его проявительскую. Трудился он и на ферме, не щадя себя: обихожено тут все было, как на выставку. Постепенно поняла я и его страсть к азартной игре: это была его разрядка. Я чувствовала, что, несмотря на легкомысленные манеры, человек он крайне нервный, и ему необходим сумасшедший азарт игры, ставки на лошадей, это добавляло капельку Хейда к доктору Джекиллу. Для него то была лишь забава, его способ отключаться — я наблюдала его как-то, когда он пригласил меня на скачки.

Изредка то он, то Карл приглашали меня на вечеринки или в кино. А Дик Бейнс как-то уговорил — хотя я давно не практиковалась — проехаться верхом на лошади. Про себя я радовалась, что Эйлза не стала третьей участницей прогулки: при всей своей хрупкой красоте она была настоящей спортсменкой и великолепной наездницей.

Недели через две Дэнис позвал меня на театральную премьеру в Брисбейн.

— А то, Джеки, что-то у тебя вид усталый, — неожиданно добавил он. — Разнообразие пойдет тебе на пользу. У меня там деловое свидание, но это всего на полчаса, а потом пообедаем и в театр.

— Значит, от того, что у меня усталый вид, — рассмеялась я, — ты увозишь меня чуть не на всю ночь!