Фальшивомонетчики Третьего рейха. Операция «Бернхард» - [78]

В принципе был лишь один подозрительный момент в поведении Цицерона, который надлежало проверить. Эксперты технического отдела нашего управления подвергали сомнению тот факт, что снимая документы с руки, как об этом рассказывал Цицерон, можно было получить столь резкие и аккуратные кадры. Этот скепсис подтверждался еще и тем обстоятельством, что на одном из снимков были видны пальцы фотографирующего человека. Цицерон объяснил это тем, что фотографировал будто бы одной рукой. Специалисты же считали, что это исключено, так как немецкой «Лейкой», которая была в распоряжении Цицерона, фотографировать одной рукой практически нельзя, да еще сверху вниз, когда объект фотографирования находился на столе или кресле. Шелленберг сделал из всего этого вывод, что у Цицерона, по всей видимости, был в посольстве еще какой-то помощник. Вопрос этот так и не был прояснен до конца, но предположение Шелленберга, несомненно, сбрасывать со счетов не стоит.

Шелленберг и Кальтенбруннер интересовались мотивами поступка албанца, не веря, что единственной его побудительной причиной были деньги. Пытаясь разобраться в этом с психологической точки зрения, они задавали различные вопросы Мойзишу, который затем ставил их, естественно, в осторожной и закамуфлированной форме Цицерону. Весьма интеллигентный и хитрый левантинец вскоре понял, что хотели бы услышать от него немцы, и придумал трагическую историю. Его горячо любимый отец был якобы застрелен на охоте неким англичанином, и вот он теперь хотел отомстить им за это. Хотя история была весьма примитивной, в Берлине ей поверили — все, кроме Риббентропа, который продолжал подвергать сомнению информацию, представляемую Цицероном.

Уже в то время имелся, однако, бесспорный аргумент, свидетельствовавший о надежности Цицерона, который состоял в том, что в одном из представленных им документов была названа дата первого намечавшегося налета авиации союзников на Софию, столицу Болгарии, действительно состоявшегося в указанный день. Вряд ли можно было полагать, что англичане вполне сознательно пошли на предоставление этой информации немцам, чтобы только подтвердить «надежность» Цицерона. Ведь при этом не была исключена опасность, что десятки британских летчиков были бы сбиты во время налета, если немецкие средства противовоздушной обороны смогли к нему соответственно подготовиться. Кроме того, Шелленберг привел еще несколько доказательств подлинности представлявшихся Цицероном материалов. Так, например, его информация о конференции союзников в Касабланке точно соответствовала данным, полученным нашей разведкой из других источников. Определенное недоверие к Цицерону все же сохранялось и было окончательно устранено только после войны на основании мемуаров и других публикаций о характере рассматривавшихся вопросов и принятых решений на различных конференциях союзников. Все это точно соответствовало сведениям, полученным немецкой разведкой от Цицерона в рассматриваемый нами период времени. Таким образом, он был все же немецким агентом, а не подставной уткой британской секретной службы.

Побудительными причинами поступка албанца, однако, не были причины «идейного характера», как этого хотели бы представить себе Кальтенбруннер и Шелленберг. Он не хотел тем самым «отомстить» англичанам, а просто намеревался заработать приличные деньги, чтобы разбогатеть. Поскольку Мойзиш охотно выплачивал ему «гонорары», необычно высокие даже для такой сферы деятельности, требования Цицерона все повышались. В общей сложности он получил около 300 000 фунтов стерлингов, не зная, конечно, что они были фальшивыми. Тем не менее версия, будто бы Цицерон узнал о том, что «заработанные» им деньги не представляют никакой ценности только через какое-то время после краха Германии, и что он оказался в положении обманутого обманщика, представляется нам мало вероятной. Есть целый ряд причин для предположений, что у Цицерона было достаточно времени и возможностей еще до конца войны обменять значительную часть своего богатства, поскольку банкноты имели свободное хождение в Турции, на настоящую валюту, а еще вероятнее — по восточному обычаю — на драгоценности. О правдоподобности таких предположений говорит хотя бы тот факт, что Цицерон вряд ли оставался еще долгое время в Турции после предательства секретарши Мойзиша и вступления Турции в войну. Опубликованное же в прессе сообщение, что Базна намерен предъявить претензию федеральному правительству Германии о возмещении ему 300 000 фунтов стерлингов, является не более как удачной первоапрельской шуткой.

Ключ от сейфа Натчбулл-Хагессена, изготовленный по восковому слепку Цицерона и переданный ему символично-церемониально Кальтенбруннером, мог бы сослужить немецкой разведке еще хорошую службу. Если бы секретарша Мойзиша не рассказала противной стороне все, что знала об «операции Цицерон», этот источник информации функционировал бы, вполне вероятно, до самого конца войны. Шелленберг разработал даже план, по которому Цицерон должен был действовать и после разрыва дипломатических отношений между Германией и Турцией и возможного интернирования персонала немецкого посольства, предусмотрев обеспечение надежной связи.