Фальк - [10]

Молодому человеку, добросовестному и благонамеренному, каким бывают только молодые люди, удары жизни кажутся особенно жестокими. Молодость, склонная верить в виновность, невинность и в самое себя, всегда сомневается, не заслужила ли она свою судьбу.

Я сражался с котлетой мрачно и без всякого аппетита, миссис Шомберг, по обыкновению, глупо улыбалась, а Шомберг продолжал свою болтовню.

— Позвольте мне вам рассказать. Все это случилось из-за девушки. Не знаю, на что надеется капитан Герман, но если бы он обратился ко мне, я бы мог ему кое-что сообщить о Фальке. Дрянной парень. Рабская натура. Вот как я его называю. Раб! В прошлом году, знаете ли, я открыл этот табльдот и разослал карточки. Вы думаете, он здесь обедал? Попробовал хоть разок? Ни разу. Теперь он раздобыл себе повара из Мадраса — отъявленного мошенника, которого я палкой выгнал из своей кухни. Он был недостоин стряпать для белых... пожалуй, даже и для собак. Но, видите ли, всякий туземец который умеет варить рис, достаточно хорош для мистера Фалька. Питается он рисом да у рыбаков покупает на несколько центов мелкой рыбешки. Вам не верится, да? А ведь он — белый.

Шомберг негодующе вытер губы салфеткой и взглянул на меня. Несмотря на мое угнетенное состояние, я подумал, что Фальк не так уж не прав, если все мясо в городе похоже на эти котлеты. Я готов был высказать свою мысль вслух, но взгляд Шомберга смутил меня, и я только прошептал:

— Быть может, он — вегетарианец.

— Он скряга. Жалкий скряга! — энергично заявил хозяин гостиницы. — Конечно, мясо здесь хуже, чем на родине. И дорого стоит. Но посмотрите на меня! Я беру за завтрак всего один доллар, а за обед — полтора. Где вы найдете дешевле? А почему я это делаю? Прибыль-то ведь невелика. Фальк и возиться бы с этим не стал. Я это делаю для белых людей, которым негде получить хороший обед и съесть его в приличной компании. А за моим столом всегда собирается лучшее общество.

И он с таким убежденным видом оглядел пустые стулья, что я почувствовал себя так, словно попал на завтрак высокопоставленных призраков.

— Черт возьми, белый человек и есть должен, как полагается белому человеку! — с жаром произнес он. — Должен есть мясо. Я круглый год ухитряюсь доставать мясо для своих гостей. Не так ли? Скушайте еще котлетку, капитан... Нет? Человек, убрать тарелку!

Он откинулся на спинку стула и стал мрачно ждать кэрри[7].

Жалюзи были полуспущены; в комнате стоял запах сырой известки; мухи жужжали и кружили над столом, то и дело опускаясь на него, а бедная миссис Шомберг улыбалась, и казалось — эта улыбка являлась квинтэссенцией глупости, вскормленной на буйволовом мясе. Шомберг снова раскрыл рот, но лишь для того, чтобы засунуть туда полную ложку риса. Он забавно выпучил глаза, проглотил горячее месиво и только тогда заговорил:

— Это величайший позор! Ему относят закрытое блюдо в рулевую рубку, а он запирает обе двери, перед тем, как приняться за еду. Факт! Должно быть, самому стыдно. Спросите механика. Ему не обойтись без механика, а так как ни один порядочный человек не может примириться с таким столом, он им выдает лишних пятнадцать долларов в месяц на еду. Уверяю вас, что это так! Спросите мистера Фердинанда да Косту. Это его теперешний механик. Может быть, вы его видели здесь, у меня, — такой изящный молодой брюнет с красивыми глазами и маленькими усиками. Он прибыл сюда год назад из Калькутты. Между нами, — я подозреваю, что его преследовали кредиторы. Он пользуется каждым удобным случаем, чтобы забежать сюда и пообедать. Ну, скажите мне, пожалуйста, разве приятно благовоспитанному молодому человеку обедать в полном одиночестве в своей каюте, словно он — дикий зверь? А на это, по мнению Фалька, должны тратить механики лишние пятнадцать долларов. И какие скандалы бывают на борту всякий раз, как на палубе запахнет жарким! Вы не поверите! На днях да Коста велел повару изжарить котлету, — котлету из черепахи, а вовсе не говяжью. Молодой да Коста сам рассказывал мне об этом, вот здесь, в этой комнате. «Мистер Шомберг, — говорит он, — если бы по моей вине цилиндр взорвался, капитан Фальк и то не взбесился бы сильнее. Он так перепугал повара, что тот теперь ничего не хочет для меня жарить». У бедного да Косты слезы на глазах выступили. Вы только поставьте себя на его место, капитан: чувствительный, благовоспитанный молодой человек. Не есть же ему сырое мясо! Но таков уж ваш Фальк. Спросите кого угодно. Я думаю, что лишние пятнадцать долларов , какие ему приходится платить, не перестают глодать ему сердце.

И Шомберг выразительно ударил себя в грудь. Я сидел, оглушенный этой неуместной болтовней. Вдруг он многозначительно и осторожно взял меня за руку, словно хотел открыть мне неисповедимые тайны.

— Все это объясняется завистью, — сказал он, понизив голос, и его шепот раздражающе действовал на мой утомленный слух. — Думаю, в этом городе нет ни одного человека, которому бы он не завидовал. Говорю вам, он — опасный человек. Я сам от него не застрахован. Я знаю наверняка, что он пытался отравить...

— Ох, что вы! — возмущенно воскликнул я.